Кроме того, он был хорошим мужем – поскольку мой босс являлся его другом, Сян хотел, чтобы я проявила себя на работе должным образом, поэтому, чтобы освободить меня от домашних дел, он предпочитал переложить их часть на себя.
Разумеется, он также подумал и о финансовой стороне. С появлением сына наши расходы увеличились. Ребенка требовалось устроить в ясли, потом в школу, и для того, чтобы все это сложилось наилучшим образом, требовалось заранее накопить деньги. Поэтому вместе с другом-фотографом он открыл студию художественной съемки, которая предлагала фотосессии для молодоженов и беременных, и наш доход возрос в разы.
Раньше для него на первом месте были творчество и награды, а потом уже деньги, а с появлением сына ситуация изменилась и на первое место вышли деньги. В целом он старался все это совмещать, но если это не получалось, то особо не расстраивался.
Из-за всех этих перемен о нем поползло немало неприятных слухов. Кто-то даже, не называя его имени, опубликовал статью с критикой в его адрес. Особенно его задела такая фраза: «Едва художник попадает в плен денег, как профессионала его можно похоронить».
Он изо всех сил старался защитить меня от таких выпадов в его адрес, но, будучи его женой, как я могла остаться в неведении? К тому же весь этот негатив влиял и на меня.
Как-то выпив, он меня спросил: «Что важнее – профессиональная жизнь художника или воспитание сына художника?»
Не зная, что лучше ответить, я лишь молча его поцеловала.
Как правило, человек склоняет свою гордую голову лишь перед лицом реальности – считаю, что в этой жизни надо иметь способность идти на мудрые компромиссы и иметь смелось бросить этой реальности вызов. Полностью отрицать первое и слепо продвигать второе – это пагубное культурное явление, поскольку человеческая жизнь не должна превращаться в гладиаторские бои.
Изменились и мои отношения с Ли Цзюань, переехав после замужества в Шанхай, как партнер по бизнесу я уже не могла плыть с ней в одной лодке. Цзюань открыла еще один супермаркет, теперь два магазина и одна аптека заняли всю ее жизнь без остатка. Я же из-за того, что в свое время вложила в наш стартап несколько десятков тысяч юаней, естественным образом превратилась в акционера и теперь, не работая, получала свои дивиденды, отчего каждый раз испытывала угрызения совести, но не знала, как это изменить.
Когда моему сыну исполнился годик, Цзюань, руководствуясь обычаями северо-востока, выслала ему подарочные деньги. Я поняла, что это были дивиденды, но, зная мою натуру, она назвала это по-другому.
– Пятьдесят тысяч юаней – это слишком большая сумма, даже пять сотен – сумма немаленькая… А ты что скажешь? – спросил Сян, который тоже чувствовал неловкость.
Я поняла, что у него уже созрело решение на сей счет, он лишь просто хотел проверить меня.
– Полностью с тобою согласна, – смущенно призналась я.
– У твоей подруги всего одна почка, и забывать об этом нельзя. Ей приходится нелегко, таких впечатляющих результатов она добилась исключительно благодаря тому, что от зари до зари вкалывает вместе со своим братом. Другое дело – мы с тобой. Мы оба получаем зарплату, причем в Шанхае она куда выше. У меня, помимо зарплаты, есть еще и другой доход. Да и мама получает такую пенсию, что каждый месяц ей есть что отложить. У Цзюань все иначе, у них с младшим братом до сих пор нет в Шэньчжэне собственной квартиры, а жить в постоянном ожидании – это определенное испытание. К тому же у нее полная деревня бедных родственников, об этом тоже нельзя забывать…
– Говори уже прямо, чего задумал, хватит ходить вокруг да около, – нетерпеливо сказала я.
– Выйди из акционеров.
На миг его слова меня ошеломили.
– Как-то раз я тебе об этом уже говорил, и сейчас повторюсь снова: у Цзюань есть деловая хватка и необходимая напористость. У тебя ничего этого нет, признаться честно, и у меня тоже. Кончайте уже быть кузнечиками, привязанными к одной веревке. Иначе по отношению к Цзюань это просто несправедливо. Всякий раз, когда я слушаю, как вы обсуждаете по телефону деловые вопросы, мне становится ее жаль. Обрежь ты уже веревку, и она полетит выше и дальше. Кузнечики могут не только прыгать, но и летать…
В тот день Сян высказался прямо и разгромил мои сомнения в пух и прах.
– Но… если я предложу ей такое, она этого не потерпит…
– Одной тебе это дело не разрулить. Разумеется, когда ты ей предложишь такое, она выйдет из себя. Но если ты согласна, я все улажу.
Поскольку я думала точно так же, как и Сян, то предоставила ему право урегулировать это дело.
В те годы в Шэньчжэне существовала типография под названием «Ячан». Она отличалась высоким уровнем печатной продукции и часто завоевывала первые места на международных конкурсах по графическому дизайну. Как-то раз шанхайская ассоциация фотографов задумала напечатать в этой типографии альбом лучших фоторабот. Поскольку Сян водил дружбу с боссом типографии Вань Цзе, то сам вызвался съездить в Шэньчжэнь и обо всем с ним договориться – благодаря знакомству можно было получить скидку, чего, собственно, и хотело начальство Сяна, поэтому его с удовольствием отпустили.
Съездив в Шэньчжэнь, Сян разом решил и личные, и служебные дела.
Услышав, что его разговор с Цзюань прошел самым благоприятным образом, я не стала допытываться, как именно ему удалось уговорить ее, хотя в душе у меня имелись на сей счет большие сомнения. Я слишком хорошо знала Цзюань – стоило мне подумать, что ей пришлось выслушать, как у меня пропадало всякое желание говорить на эту тему.
И действительно, уже вечером Цзюань призвала меня к ответу:
– Ваньчжи, что все это значит? Решила послать Гао Сяна, чтобы он принудил меня принять вашу позицию, а можно я не… – Тут она зарыдала, да так громко, что я услышала, как ее пытается успокоить брат.
– Я ни к чему ее не принуждал! Это несправедливо!.. – возмутился Сян. Он выглядел обиженным и смущенным.
Оттолкнув его, я принялась громко кричать в трубку:
– Цзюань, все уже решено, давай больше не будем поднимать эту тему. Просто внимательно послушай