Спустя пару месяцев девушки признали меня своей. Теперь они больше не смотрели на меня как на надсмотрщика, что было хорошо, но минус такого общения состоял в том, что при панибратских отношениях возникали непредсказуемые сложности.
Как-то раз во время перерыва одна из девушек спросила, была ли у Чжао Цзылуна жена.
Совершенно очевидно, что уже сам этот вопрос звучал как дерзость – ведь Чжао Цзылун являлся кумиром господина Чжао и воплощал дух нашей фабрики; как можно было называть его супругу простецким словом «жена»?
Я сказала, что ни в романе «Троецарствие», ни в «Хрониках о трех царствах», ни в других исторических записях не встречала данных о том, что он официально был женат. Хотя некоторые комментаторы говорили, что супруга у него имелась, брать это на веру было нельзя.
– То-то и оно! Я знаю, что у Гуань Юя был сын Гуань Пин, у Чжан Фэя был сын Чжан Бао. Но про сыновей Чжао Цзылуна я не слыхала.
Кто бы мог подумать, что среди девушек окажется хоть кто-то, кто достаточно хорошо разбирается во временах Троецарствия.
Остальные тут же подхватили тему и принялись судить кто во что горазд.
– На что она намекает?
– А до тебя еще не дошло? Если у Чжао Цзылуна не было жены, то и родного сына, выходит, не было. То есть потомок Чжао Цзылуна вовсе и не его потомок, а седьмая вода на киселе?
– Что еще за потомок Чжао?
– Есть вещи… которые не принято повторять дважды, сама пораскинь мозгами!
– А… Дошло, дошло…
– Даже если у Чжао Цзылуна и был сын, а то и двое, то наверняка они пошли по следам папаши и все время проводили на поле брани. Скорее всего, они погибли, так и не успев жениться…
– Точно, именно так и случилось с сыном Гуань Юя и сыном Чжан Фэя, – в разговор вдруг снова встряла девушка, которая разбиралась в Троецарствии.
Это только подлило масла в огонь.
– Вы хотите сказать, что на генерале Чжао Цзылуне род, собственно, и пресекся?
– Они лишь хотят сказать, что…
– Что они хотят сказать?
– Хотят сказать, что потомка Чжао…
– Хватит! Запрещаю поднимать эту тему. Впредь мы больше не заводим разговоров о семействе Чжао. Начиная с завтрашнего дня предлагаю в обеденный перерыв по очереди петь песни, лучших певиц буду угощать мороженым.
Я просто не могла не пресечь таких разговоров. Не вмешайся я, даже не знаю, чем бы это закончилось. Совершенно очевидно, что как начальница я не должна была пускать это дело на самотек. Но я понимала, почему они вели себя именно так. Как человек, не обремененный семьей, я своей зарплатой была в общем-то довольна. Пока я занималась чем хотела, то не зацикливалась, какой именно должна быть моя зарплата. Однако девушки относились к деньгам совершенно иначе, за каждой стояли деревенские родственники с проблемами, которые решались только с помощью денег. Поэтому даже двести – триста юаней представлялись для них значимой суммой. На самом деле некоторым еще не исполнилось и восемнадцати. Если бы не крайняя нужда, то вряд ли бы чьи-то родители позволили своей несовершеннолетней дочери отправиться на заработки в другую провинцию. Их зарплаты по меркам Шэньчжэня не считались высокими, однако увольняться они не решались, похоже, что господин Чжао внедрил в их среду осведомителей. Поэтому если какая-то из работниц заводила разговор о желании уволиться из-за низкой зарплаты, ее успевали уволить еще до того, как у нее и правда созревало такое желание, при этом объявление об увольнении вывешивалось на воротах фабрики в назидание остальным – всем становилось понятно, что в любой момент они тоже могли оказаться у разбитого корыта.
В этом смысле я тоже побаивалась этого типа, господина Чжао.
На следующий день во время обеденного перерыва потомок Чжао, то есть господин Чжао, появился в цеху, его лицо пылало нескрываемым гневом.
Мне он приказал встать рядом с ним, а девушкам – выстроиться в четыре шеренги, по две шеренги с каждой стороны. Затем, заложив руки за спину, он принялся ходить меж четырех рядов, обращаясь к работницам с гневной речью.
– Это же бунт, настоящий бунт, вы задумали меня свергнуть? Я дал вам работу, чтобы вы могли получать зарплату, а вы не только забыли о всякой благодарности, но еще занимаетесь злопыхательством, бросаетесь скрытыми обвинениями в мой адрес, за спиной унижаете и проклинаете меня. Неужто вы думаете, что мне будет жаль выставить вас вон всех до единой? Думаете, я что-то потеряю? Ровным счетом ничего! Сейчас в Китае повсюду нехватка денег, если деньги есть, ты – начальник. Зато в людях никакой нехватки нет, если сегодня я вас уволю, уже через три дня цех снова будет укомплектован!..
Девушки одна за другой понурили головы и молчали, словно цикады зимой.
Наконец он подошел ко мне, встал в начальственную позу, сложив руки на груди, и, вперив в меня взгляд, грозно объявил:
– Попрошу указать всех, кто вчера за моей спиной меня унижал. Откажешься – убирайся вон.
– Она, она и еще она, – нисколько не колеблясь, указала я на трех девушек.
Развернувшись в указанном направлении, он пренебрежительно глянул в их сторону и снова обратился ко мне:
– У нас была договоренность, что, если понадобится, ты будешь исполнять обязанности секретаря. Они меня оскорбляли, а ты их вовремя не остановила, так что ты ничем не лучше. Даю тебе шанс искупить вину, немедленно напечатай заявление об их увольнении и повесь на ворота фабрики.
– На каком основании вы собираетесь их увольнять? – спокойно спросила я.
– А чего тут, твою мать, непонятного? – зарычал он. – Какое еще основание тебе требуется?
– Почему вы на меня кричите? – спокойно продолжала я. – Неважно, кто и что вам говорит, не следует доверять всем подряд. Раз вы сами назначили меня начальником цеха, то вместо того, чтобы врываться сюда с угрозами, вам стоило бы сперва обратиться ко мне.
Он несколько раз моргнул и высокомерно заявил:
– Неужели я, как начальник, не могу, разговаривая с подчиненными, поставить их перед собой? Неужели это сразу означает, что я их отчитываю?
– Разумеется, нет. В обычной ситуации, даже если бы вы сидели, а девушки стояли, никто бы не был против. Но сейчас ситуация иная, вы пришли, чтобы сорвать на девушках злость. Заставив их выстроиться перед вами,