В своих увещеваниях он казался вполне искренним и напористым.
– На какую зарплату ей можно рассчитывать?
– Раз она сразу займет место начальницы конвейера, то и зарплата будет как у начальницы.
Услышав это, я стремительно нагнулась и быстро чмокнула его в щеку.
Воспользовавшись случаем, он схватил меня за талию и сказал:
– О, какая тонюсенькая, сердцеедка. Если и придется признаться, что ты меня зацепила, то только благодаря твоей талии…
Мне так захотелось залепить ему пощечину, но я вовремя одумалась. Моя рука изменила курс и изо всех сил скрутила ему ухо.
Вскрикнув, он меня отпустил.
Я тут же выскользнула и уже у порога одарила его самой сладкой улыбкой – ради Ли Цзюань я не могла допустить, чтобы уже улаженное дело вдруг снова развалилось.
Еле сдерживая слезы, я нашла отдаленный угол, чтобы привести в порядок свои чувства. Мне было ужасно стыдно, что ради достижения цели я терпела домогательства неприятного мне мужчины. Узнай об этом мои мама-директор или папа-мэр, они бы точно не обрадовались. Тут же мне вспомнились родной отец, двое старших сестер и их мужья.
Как бы к этому отнеслись мой родной отец и самая старшая сестра, я сказать затруднялась, но что касается второй сестры, та, скорее всего, рассудила бы так: если есть способ решить проблему, к чему заморачиваться на неприятных мелочах? К чему быть чрезмерно чувствительной? Если человек находится не в том положении, чтобы позволять себе чувствительность, и переживает о том, о чем не следует переживать, то разве это не лицемерие? Что же до моих шуринов, то им такого рода переживания тем более показались бы странными. И хотя я с ними никогда не жила под одной крышей, вполне себе представляла, как все эти необразованные мужики, будь то отцы, братья или шурины, в особенности последние, относились к женщинам, – по их мнению, для достижения цели все средства хороши, и ломать голову над всякой ерундой попросту глупо. Еще я подумала о Яо Юнь, я нисколько ее не презирала, ведь в конечном счете в достижении своих целей она руководствовалась горькой жизненной логикой – при этом, по моим наблюдениям, эта логика стала чуть ли не общей для всех слоев китайского общества.
Тут же я вспомнила Ли Цзюань – то, как она сидела на кровати, пересчитывая деньги, и это воспоминание тут же вызвало ассоциации с приставаниями Чжао Цзывэя. Наверняка для Ли Цзюань все это тоже показалось бы сущим пустяком, о котором не стоит и говорить.
Ради ее возвращения в нормальную жизнь мне вдруг самой пришлось стать героиней такого же сюжета, и это заставило меня в который уже раз ощутить собственное бессилие и подлость этого мира.
Еще я подумала о детях двух своих сестер, особенно о Ян Хуэе, который уже успел поступить на военно-морскую службу. А что бы подумали они, узнай о произошедшем с их тетей, – неужели и для них это было бы нормально? С другой стороны, их взгляды должны сильно отличаться от взглядов их родителей…
Поразмыслив наедине с собой, я наконец успокоилась. Слезы высохли. Я постаралась мыслить рационально. Пускай мне и было стыдно, но я ни о чем не жалела.
Раз уж я назвалась подругой, то следовало как-то это доказать, иначе на каком основании я, Фан Ваньчжи, требовала от Ли Цзюань считать себя ее подругой?
Когда я сообщила Ли Цзюань, что все улажено, она не без тревоги спросила:
– Гладко?
– Сравнительно гладко, – засмеявшись, ответила я.
Первые несколько дней практически все работницы цеха бросали на Ли Цзюань косые взгляды, в глазах некоторых и вовсе таилось скрытое недовольство. И это неудивительно – новая работница вдруг сразу заняла место начальницы конвейера, такое случалось нечасто. Хотя зарплата начальницы была выше всего на двести юаней, в те годы, чтобы получать на двести юаней больше, требовалось самоотверженно трудиться несколько лет. Чтобы занять это вожделенное место, работницы частенько строили друг другу козни. И хотя, представляя девушкам Ли Цзюань, я напомнила, что те самые гостинцы с северо-востока Китая привезла именно она, никакого эффекта это не возымело.
Вскоре Ли Цзюань расположила к себе работниц, доказав свою состоятельность делом.
Все дни подряд она приходила на работу пораньше, уходила попозже и даже успела провести профилактический ремонт всех четырех конвейерных линий – добавила, где нужно, масла, подтянула, где нужно, болты. Внезапные поломки в цеху очень раздражали всех работниц, в таких случаях приходилось приглашать мастера по техобслуживанию со стороны. При этом все время, начиная от ожидания мастера до окончания ремонта, надлежало отработать сверхурочно. Для начальниц поточных линий отводились специальные «вип-места», работа у них была относительно легкой – они упорядочивали стоявший на линии товар, отслеживали брак. Хотя работа на конвейере казалась простой и однообразной, ежедневное совершение монотонных действий с утра и до самого вечера приводило к тому, что даже у опытных работниц немела шея и отваливались руки, а у новичков так и вовсе кружилась голова и даже начиналась рвота.
Ли Цзюань то и дело покидала свой трон, отправляя на него тех, кто устал и утратил сноровку, а сама садилась на их место. В первые выходные она даже вызвалась в помощницы на кухне. Там она и подавно чувствовала себя как рыба в воде. Все признали, что приготовленные ею закуски и лапша с соленьями были неподражаемы. Вскоре девушки ее полюбили, те, кто постарше, стали ласково называть ее Цзюаньцзы [62], а те, кто помладше, выбрали для обращения уважительное «сестрица Цзюань».
То, что Ли Цзюань оказалась моей подчиненной, оказалось полезным и для меня – теперь контроль за работницами в общежитии вела она, в то время как я спокойно готовилась к занятиям в университете. К тому моменту я уже благополучно поступила на вечернее отделение. Ли Цзюань с удовольствием ночевала в общежитии, где общалась, пела и веселилась вместе с остальными работницами. Постепенно к ней вернулось прежнее жизнелюбие, да и выглядеть она стала заметно лучше.
Как-то раз в фабричной столовой снова появился Чжао Цзывэй, в этот раз рядом со мной сидела Ли Цзюань.
Он пришел не для того, чтобы поесть, а для того, чтобы удостоить вниманием Ли Цзюань. По обыкновению заложив руки за спину, он кивнул подбородком в ее сторону и невозмутимо спросил:
– Это она?
– Да, – ответила я.
Ли Цзюань отложила палочки и поднялась.
– Сиди, сиди, не вставай, – остановил ее Чжао Цзывэй.
Едва она присела обратно, Чжао Цзывэй заговорил снова:
– Ты прекрасно справляешься с обязанностями начальницы.
– У меня был опыт, – улыбнулась