Это была Черкесская конная дивизия генерала Султан-Келеч-Гирея.
Пропустив мимо себя все эти части, наконец-то, двинулся вслед за ними и наш 2–й Кубанский корпус, ставший, таким образом, арьергардом всей отступающей в направлении Туапсе – Сочи – Адлера войсковой группировки, отрезанной от основной части Вооружённых Сил Юга России, взявшей курс на Новороссийск.
Двадцать пятого марта красные части, внезапной атакой с севера, захватили Туапсе и, тем самым, отрезали находящейся, к тому моменту, в двадцати пяти верстах от этого города 2–й Кубанской казачьей дивизии, в которую входил наш полк, единственный путь отхода к морю.
Однако, выйдя из-под большевистского обстрела и переночевав на продуваемом горном плато, наша дивизия, поутру, предприняла хитрый манёвр и двинулась на юг по тайной лесной тропе, которая вдруг, неожиданно для взятого с нами проводника, упёрлась в горный ручей, и… растерялась.
Тогда наш 1-й Лабинский полк, возглавив дивизионную колонну, вошёл в этот небольшой ручей и по его, ведущему в сторону моря, руслу вывел дивизию к штабу нашего корпуса, который, по прежнему, находился в арьергарде всей отступающей группировки войск.
Так, с постоянными арьергардными боями 1-й Лабинский полк, в целом, и наша с Мартыновым сотня, в частности, отходили в течение всего последнего месяца, сначала, от Туапсе до Сочи, а, затем, оставив красным и этот город, стали отступать в сторону Адлера.
Когда же, в конечном счёте, наш полк дошёл и до него, то, учитывая, что отступать дальше было некуда (в связи с тем, что новоявленное Грузинское правительство не разрешило руководству Кубанской армии, объединившей, к этому моменту, под своим наименованием все отступающие вместе с ней воинские части, ввести наши дивизии на грузинскую территорию), мы встали большим и шумным биваком в пяти километрах от адлеровских окраин.
Глава 8. Катастрофа
Не прошло и двух дней после нашего размещения возле Адлера, как среди казаков прошёл слух о возможности скорого перемирия с красными, чему ни я, ни Мартынов, первоначально не поверили.
Однако, данный слух, как оказалось, всё же имел под собой вполне реальные основания.
На тот момент, Кубанская армия была прижата к Чёрному морю на участке между Хостой и Грузинской границей.
На маленьком пятачке, в двадцать пять вёрст, скопилось до шестидесяти тысяч офицеров, солдат и беженцев, без какого-либо запаса продовольствия и фуража.
Вдобавок к этому, Представитель английского военного командования, присутствовавший пятнадцатого апреля одна тысяча девятьсот двадцатого года, в Гаграх, при переговорах Грузинского руководства с Войсковым атаманом Кубанского Казачьего Войска генералом Букретовым и Председателем Кубанского правительства Иванисом, высказался категорически против насильственного перехода Кубанской армией границы Грузии и пригрозил, что в случае осуществления казаками подобного плана: «Великобритания не только откажет в своей помощи кубанцам, но и решительно воспрепятствует осуществлению этого намерения».
В такой катастрофической ситуации Букретов и Иванис, всё ещё надеясь на то, что скоро из Крыма подойдут транспортные суда для нашей перевозки на этот находящийся под контролем ВСЮР полуостров, действительно, решили заключить временное перемирие с красными.
Вот, этот-то слух, каким-то образом, и дошёл до наших казаков.
Однако, красные, ни о каком таком перемирии, не хотели даже и слышать.
И уже восемнадцатого апреля ими, через посредников, был передан Букретову и Иванису ультиматум о немедленной капитуляции всех наших воинских частей, причём крайний срок для его выполнения был установлен в одни сутки.
Получив такое жёсткое требование, Букретов, Иванис и присутствовавший вместе с ними на военном совете по данному вопросу генерал Шифнер-Маркевич, на следующий же день, решили принять условия сдачи, предложенные красными, и через командиров корпусов и дивизий передали данное своё решение всем подчинённым им воинским подразделениям.
Не поверив услышанному, я и Мартынов ранним утром двадцатого апреля поскакали в Адлер с целью попасть в городскую гостиницу, в которой временно размещался главный штаб нашего окружённого воинства, чтобы лично убедиться в правдивости дошедшего до нас приказа о сдаче красным.
В тот тяжёлый день, с самого момента моего пробуждения, я почувствовал в своём теле небольшую слабость и непривычный, усиливающийся с каждым последующим часом, жар, но отказаться от уже запланированной поездки в Адлер не захотел, так как было бы неудобно перед Мартыновым… да, и слишком многое она нам могла прояснить о сложившейся ситуации.
Однако, мы опоздали…
В «штабной» гостинице я и Мартынов нашли лишь неожиданно (для него самого) ставшего, с этого дня, «Старшим по гарнизону Адлера» полковника Певнева, от которого мы с огромным изумлением узнали о том, что принявшие вчера роковое решение о капитуляции Кубанской армии Букретов, Иванис и Шифнер-Маркевич, а также все остальные, оказавшиеся на нашем окружённом «пятачке», генералы и их воинские штабы прошедшей ночью тайно покинули Адлер на единственном, стоявшем всё это время на местном рейде, пароходе под красивым названием «Бештау».
Всё было кончено…
Нас ждала позорная сдача в плен и смерть! И если у казаков и мобилизованных солдат ещё оставались кое-какие реальные шансы на прощение, то у офицеров «благородных кровей», коим являлся и я – их не было ни одного…
К этому моменту сильнейший жар и нервное перевозбуждение охватили уже все части моего тела и полностью парализовали мой разум.
– Сволочи! Предатели! – громко и истерично выкрикнул я в адрес уплывших генералов. – Будьте же вы все прокляты!
И в тот же миг у меня произошёл секундный нервный срыв, под действием которого я рванул из кобуры револьвер и, быстро поднеся его к своему виску, нажал на спусковой крючок…
… В себя я пришёл лишь в середине мая.
Медленно опустив взгляд с высокого белого потолка на своё укрытое лёгким покрывалом тело и неторопливо оглядев пространство вокруг себя, мне стало понятно, что подо мной находится кровать, расположенная у маленького окна внутри чьей-то небольшой комнаты.
Рядом со мной никого не было, и я, будучи безразличным, из-за своей всепоглощающей слабости в теле, ко всему меня окружающему, впервые за последний период погрузился не в очередное бредовое состояние, а в обычный здоровый и спокойный сон.
Проснувшись, я обнаружил возле своей кровати темноволосую и круглолицую женщину пятидесяти лет, которая пристально смотрела на моё лицо.
– Ну, что? Очухались? – заботливо спросила она у меня.
– Да… А Вы – кто? – еле слышно отреагировал я на её слова.
– Я – Аглая Фёдоровна Шилова – местная… адлеровская. А Вы, как сказал Ваш друг Пётр, доставивший Вас к нам три с лишним недели тому