14 марта. Ночь с 10-го на 11-е была ужасная: союзники истощили все усилия, да и наши не только не дали шагу назад сделать, но множество их работ срыли, три мортиры заклепали и разорили батареи – увлекшись молодечеством, так что даже не слушали ни сигналов, ни приказаний начальства, так что начальник вынужден был послать иеромонаха Иоанникия Бахчисарайского с крестом уговорить их. И этот пастырь едва убедил их вернуться, получив при этом две легкие раны, и кроме того отбита была верхняя часть креста, который он держал в руках.
27 марта. Христос воскресе! Ныне первый день великого праздника; пальба неумолкаемая целую ночь и целый день; многие наши в такой день убиты и ранены; видно христианство и утонченная образованность пресловутых европейцев.
8 июня. Милостью Бога, я цел, а много пролетело ядер, осколков и пуль около меня; в особенности один кусочек был не далее четверти аршина от головы. Благодарю Бога за Его милость – это молитвы ваши меня хранят.
23 июня. Ты меня бранишь, что я, наблюдая за работами, сижу на барабане и курю сигару на виду у неприятеля – тебе правду сказали, но не тут только может случиться несчастье: оно везде застигнет, если Всевышнему будет угодно – не прятаться же мне. Пресвятая Заступница хранит меня, но зато я смело могу смотреть в глаза не только начальникам, но и солдатам. Скажи нашим детям, что отец их был в несчастье, но сумел выйти честно из него своей безукоризненной службой и получить две такие награды, каких и во сне не видал [254].
6 июля. Наконец наши молодцы [255] приехали; я их зачислю в пехоту; с Божьей помощью они дослужатся и до офицерского чина. Господь Бог поможет мне поставить их на ноги. Молись, мой друг, и будь покойна: пока я жив, дети наши будут поставлены, как им следует; впрочем, мы должны быть на все готовы, – а там, святая воля Господа, – Он не оставит русских.
7 августа. Наши сыновья в числе охотников [256] ходили сегодня ночью на вылазку и, благодаря Бога, вернулись целы [257], и меня просто восхищает их храбрость. Молись, моя старушка, чтобы нам троим вернуться тебе на радость, тогда ты увидишь своих первенцев уже как воинов, окуренных порохом; они не постыдят нас, и ты возгордишься, имея кроме меня еще двух севастопольцев [258].
31 августа. Утром в 7 часов Севастополь был совершенно очищен и зажжен, а перед тем все бастионы и погреба [259] взорваны. Буря, гром, огонь, взрывы до того ошеломили союзников, что они не осмелились преследовать нас, и так, с благословения Господа, дело небывалое – огромная масса войск на виду втрое сильнейшего неприятеля очистила город, год защищаемый.
4 ноября. 28-го числа [октября] прикатил к нам царь [260] в Бахчисарай и прямо в церковь, где мы его ждали. Царь обошел все полки, о многом спрашивал, был весел, добр и до невыразимости внимателен. Затем три дня ездил царь осматривать войска на позициях, был на кладбище и плакал навзрыд, видя могилы десятков тысяч, павших за царя, веру и Отечество. 31-го царь смотрел мою дивизию – тут ласкам его не было конца, а когда я доложил ему, что во фронте стояло до 100 офицеров и 3737 человек рядовых раненных, то он заставил меня повторить и начал меня целовать, и слезы были на глазах; ездил между солдатами, расспрашивал, вызвал всех офицеров, расспрашивал каждого и благодарил за службу. Поистине было что-то торжественное, когда государь среди солдат и офицеров был гораздо проще, любезнее и добрее каждого из наших корпусных [командиров]. Сегодняшний день я никогда не забуду.
Из приказа главнокомандующего Дунайской армией (12 апреля 1877 г.)
И в Русско-турецкую войну 1877-1878 гг. мотивы России были чисты и благородны: русский солдат шел избавить от страданий, разорения и гибели единоверцев. И не его в том вина, что жертва любви была подзабыта некоторыми неблагодарными потомками спасенных им «братушек»-болгар.
Сотни лет тяготеет иго турецкое над христианами – братьями нашими. Горька их неволя. Все, что дорого человеку – Святая Вера Христова, честное имя, потом и кровью добытое добро – все поругано, осквернено неверными. Не выдержали несчастные, восстали против угнетателей, и вот уже два года льется кровь христианская; города и села выжжены; имущество разграблено; жены и дочери обесчещены; население иных мест поголовно вырезано.
Все представления Монарха нашего и иностранных правительств об улучшении быта христиан остались безуспешными. Мера долготерпения нашего Царя-Освободителя истощилась. Последнее слово Царское сказано. Война Турции объявлена. Нам выпала доля – исполнить волю царскую и святой завет предков наших. Не для завоеваний идем мы, а на защиту поруганных и угнетенных братьев наших и на защиту Веры Христовой. И так: вперед! Дело наше свято и с нами Бог.
Я уверен, что каждый, от генерала и до рядового, исполнит свой долг и не посрамит имени русского. Да будет оно и ныне так грозно, как в былые годы. Да не остановят нас ни преграды, ни труды и лишения, ни стойкость врага.
Приказ М. Д. Скобелева по войскам 16-й пехотной дивизии (№ 335 от 5 октября 1877 г.)
Обратим внимание на веяние духа нового времени: солдату теперь предлагалось размышлять над тем делом, к которому он призван и которое ему предстоит. Молитва уже не только готовит душу к возможной встрече с вечностью; осознанное выполнение своего долга, проистекающее из размышления – плода умственных усилий, – укрепляется молитвой.
Дело, за которое взялся миролюбивейший из монархов, наш августейший государь, дело правое, на котором лежит благословенье Божие. Оно будет славно окончено.
Напоминаю войскам, что скоро и нам может предстоять боевое испытание; прошу всех об этом знать и крепить дух молитвою и размышлением, дабы свято, до конца исполнить, что требует от нас долг, присяга и честь имени русского.
Переправа через Дунай
Генералы Михаил Иванович Драгомиров и Михаил Дмитриевич Скобелев (которого, чтобы отличить от его отца, также воевавшего в действующей армии, еще называли Скобелев 2-й) стали истинными народными героями этой войны, как и простой русский солдат, дух которого они умели так верно понять.
Тут раздается голос Скобелева:
– Ну, Михаил Иванович, поздравляю.
Генерал взглянул на него с удивлением и увидел, как лицо