А-й вынимал нонь он платьё да себе цветноё,
А-й вынимал себе платьё да богатырскоё,
А-й одевался Михайло да нонь скорешенько,
А-й седлал-де, уздал свойго коня доброго,
А-й да садился Михайло да на добра коня,
А да сказал мне Михайло да таково слово:
„А поезжай ты, Добрынюшка, в стольне-Киев-град“.
А да и столько я Михайла нонче видел тут,
А да и скрылся Михайла да всё из глаз от меня».
А-й приезжал-де Михайло да во монастыри,
А подъезжал он к ограды да всё высокое,
А-й да крикнул он голосом высокиим:
«А-й уж ты здравствуй, мой батюшко родимые!
А-й да дай мне благословленьицо великоё
А-й да и ехать мне нонече во рать-силу,
А-й воёваться мне с татаринами проклятыми».
А-й услыхал тут Данило да сын Игнатьевич,
А-й да открыл он ведь форточку нонь маленьку,
А-й говорил-де Данило да таково слово:
«А-й поезжай ты, дитя мое родимоё,
А-й поезжай ты, дитя, да ведь Господь с тобой.
А-й да подъедёшь ко силы да ты ко армии —
А-й да руби эту силу да ты ведь с краю всю,
А-й не заезжай ты во силу да всё в серёдочку:
А-й во серёдке накопаны рвы глубокие,
А-й провалишься ты с конём да в эти рвы глубокие,
А-й да и схватят тебя прокляты татарины».
А-й да закрыл-де Данило да свою форточку.
——
А-й да поехал тут Михайло да в стольне-Киев-град,
А-й да во ту же во силу нонче во армию.
А-й да подъехал тут Михайло да к силы-армии, —
А-й да стоит нонче силы дак ровно тёмной лес.
А-й да начал-де Михайло да разъезжати нонь,
А-й да разъехал тут Михайло да по чисту полю,
А-й да подъехал тут Михайло да к силы-армии,
А-й да начал тут Михайлушко размахивать, —
А-й что на ту руку махнёт – дак лежит улица,
А-й на другу руку махнёт – дак переулками,
А-й да рубил-де, косил дак трои суточки.
А-й говорил ему конь да таково слово:
«А-й уж ты ой еси, Михайло да сын Данильевич!
А-й отъезжай ты, Михайло, да во чисто полё,
А да дай мне поисть травы шёлковой,
А да дай мне попить воды ключёвой».
А-й говорил-де Михайло да таково слово:
«А уж ты ой еси, конь дак лошадь добрая!
А-й твоя волчья нонь сыть да травяной мешок,
А-й рассердись-ка ты, конь, дак пуще старого».
А начинали тут опять рубить да силу-армию.
А-й рассердился нонь конь да пуще старого.
А-й да рубил-де, косил опять трои суточки.
А-й говорил ему конь да во второй након:
«А-й отъезжай-ка, Михайло, во чисто полё,
А-й да и дай мне поисть травы шёлковой,
А-й да попить мне, коню, воды ключёвоей».
– «А-й уж ты ой еси, конь мой, лошадь добрая!
А твоя нонче сыть да травяной мешок,
А-й рассердись-ка нонь, конь, да пуще старого».
А-й рассердился ведь конь да пуще старого,
А-й поскакали тут опять дак в силу-армию,
А-й да заехали они да во серёдочку, —
А-й провалился его конь, дак лошадь добрая,
А-й провалился во укопы всё глубокие.
А-й да схватили тут Михайла сына Данильёва,
А-й повели тут его да ко татарину,
А-й да запутали в опутины во крепкие,
А-й привели тут его да ко татарину,
А-й говорил-де татарин да распроклятые:
«А-й уж ты ах ты мальчишко да ровно бестия!
А да попал ты тепериче в мои руки.
А-й да и сделайте скоре да нонче виселицу,
А-й да повесим мы его да на чистом поли».
А-й да и сделали тут виселицу скорёшенько,
А-й повели-де Михайлушка на виселицу.
«А уж ой еси, Бог да нонче милослив!
Да за що я нонь да погибать буду?»
А-й развёрнул тут Михайло да руку правую,
А-й оборвал-де опутины нонь крепкие,
А-й ухватил-де татарина нонь за ноги,
А-й да и начал помахивать во все стороны
А-й да и ровно он палицей буёвою.
А-й да добрался Михайло да до добра коня,
А-й закричал-де Михайло да громким голосом:
«А-й уж ты ой еси, конь, моя лошадь добрая!
А-й да и выскочи, конь, да на сыру землю».
А-й да и выскочил конь дак на сыру землю,
А-й подбежал-де к Михайлу сыну Данильёву,
А-й заскочил-де Михайлушко на добра коня,
А-й поскакал-де Михайло да ко белу шатру,
А-й да схватил-де татарина за русы власы,
А отрубил у татарина буйну голову,
А-й да вздел эту главу да на востро копьё.
А да скричала тут вся сила да нонче армия:
«А уж ты ой еси, удалой да доброй молодец!
А-й да куды нам прикажошь нонь деватися, —
А-й нам здесь ле стоять ли, за тобой идти?»
А-й говорил-де Михайло да сын Данильевич:
«А-й отправляйтесь, татара да распроклятые,
А-й отправляйтесь, татара, да во свою орду».
А-й да поехал Михайло да в стольне-Киев-град.
А-й да и ехал он силой да цельни суточки,
А-й да увидел там живого человека он, —
А-й да и ходит, по туловищам роется.
А-й подъезжал-то Михайло всё поближе к ему,
А-й да увидел тут Михайло да своего отца, —
А да роется по туловищам по мертвыим,
А-й да и ищёт тут он да своего сына.
А-й говорил-де Михайло да таково слово:
«А уж ты здравствуешь, батюшко родимой мой!
А уж ты что же нонче да тут делаешь?»
– «А-й уезжай ты, татарин да распроклятые.
А-й да сниму я свою шляпу да всё пуховую,
А-й да и брошу в тебя да свою шляпочку, —
А-й да слетишь ты, татарин, да со добра коня».
– «А уж ты ой еси, батюшко родимой мой!