Приезжает ко матушке Непры-реке —
Матушка Непра-река текёт не по-старому,
Не по-старому текёт, не по-прежнему,
А вода с песком помутилася.
Стал Сухмантьюшка выспрашивати:
«Что же ты, матушка Непра-река,
Что же ты текёшь не по-старому,
Не по-старому текёшь, не по-прежнему,
А вода с песком помутилася?»
Испроговорит матушка Непра-река:
«Как же мне течи было по-старому,
По-старому течи, по-прежнему,
Как за мной, за матушкой Непрой-рекой,
Стоит сила татарская неверная,
Сорок тысячей татаровей поганыих?
Мостят они мосты калиновы, —
Днём мостят, а ночью я повырою:
Из сил матушка Непра-река повыбилась».
Раздумался Сухмантий Одихмантьевич:
«Не честь-хвала мне молодецкая
Не отведать силы татарския,
Татарския силы неверныя».
Направил своего добра коня
Через тую матушку Непру-реку, —
Его добрый конь перескочил.
Приезжает Сухмантий ко сыру дубу,
Ко сыру дубу крякновисту,
Выдергивал дуб с кореньямы,
За вершинку брал, а с комля сок бежал,
И поехал Сухмантьюшка с дубиночкой.
Напустил он своего добра коня
На тую ли на силу на татарскую,
И начал он дубиночкой помахивати,
Начал татар поколачивати:
Махнёт Сухмантьюшка – улица,
Отмахнёт назад – промежуточек,
И вперёд просунет – переулочек.
Убил он всех татар поганыих,
Бежало три татарина поганыих,
Бежали ко матушке Непры-реке,
Садились под кусточки под ракитовы,
Направили стрелочки калёные.
Приехал Сухмантий Одихмантьевич
Ко той ко матушке Непры-реке, —
Пустили три татарина поганыих
Тыя стрелочки калёные
Во его в бока во белые:
Тут Сухмантий Одихмантьевич
Стрелочки калёные выдёргивал,
Сорвал в раны кровавыя листочики маковы,
А трёх татаровей поганыих
Убил своим ножищем-кинжалищем.
* * *
Садился Сухмантий на добра коня,
Припустил ко матушке Непры-реке,
Приезжал ко городу ко Киеву,
Ко тому двору княженецкому,
Привязал коня ко столбу ко точёному,
Ко тому кольцу ко золочёному,
Сам бежал во гридню во столовую.
Князь Владимир стольно-киевский
По гридне столовыя похаживает,
Жёлтыма кудеркамы потряхивает,
Сам говорит таковы слова:
«Ай же ты Сухмантий Одихмантьевич!
Привёз ли ты мне лебедь белую,
Белу лебедь живьём в руках,
Не ранену лебёдку, не кровавлену?»
Говорит Сухмантий Одихмантьевич:
«Солнышко князь стольно-киевский!
Мне, мол, было не до лебёдушки, —
А за той за матушкой Непрой-рекой
Стояла сила татарская неверная,
Сорок тысячей татаровей поганыих;
Шла же эта сила во Киев-град,
Мостила мосточки калиновы:
Они днём мосты мостят,
А матушка Непра-река ночью повыроет.
Напустил я своего добра коня
На тую на силу на татарскую,
Побил всех татар поганыих».
Солнышко Владимир стольно-киевский
Приказал своим слугам верныим
Взять Сухмантья за белы руки,
Посадить молодца в глубок погреб,
А послать Добрынюшку Никитинца
За тую за матушку Непру-реку
Проведать заработки Сухмантьевы.
Седлал Добрыня добра коня,
И поехал молодец во чисто поле.
Приезжает ко матушке Непры-реке,
И видит Добрынюшка Никитинец, —
Побита сила татарская;
И видит дубиночку-вязиночку,
У тоя реки разбитую на лозиночки.
Привозит дубиночку в Киев-град
Ко ласкову князю ко Владимиру,
Сам говорит таково слово:
«Правдой хвастал Сухман Одихмантьевич, —
За той за матушкой Непрой-рекой
Есть сила татарская побитая,
Сорок тысячей татаровей поганыих;
И привёз я дубиночку Сухмантьеву,
На лозиночки дубиночка облочкана,
Потянула дубина девяносто пуд».
Говорил Владимир стольно-киевский:
«Ай же слуги мои верные!
Скоро идите в глубок погреб,
Взимайте Сухмантья Одихмантьевича,
Приводите ко мне на ясны очи, —
Буду его, молодца, жаловать-миловать
За его услугу за великую,
Городами его с пригородкамы,
Али селамы со присёлкамы,
Аль бессчётной золотой казной до´люби».
Приходят его слуги верные
Ко тому ко погребу глубокому,
Сами говорят таковы слова:
«Ай же ты Сухмантий Одихмантьевич!
Выходи со погреба глубокого, —
Хочет тебя Солнышко жаловать,
Хочет тебя Солнышко миловать
За твою услугу великую».
Выходил Сухмантий с погреба глубокого,
Выходил на далече-далече чисто поле,
И говорил молодец таковы слова:
«Не умел меня Солнышко миловать,
Не умел меня Солнышко жаловать, —
А теперь не видать меня во ясны очи».
Выдёргивал листочики маковые
Со тыих с ран со кровавыих,
Сам Сухмантий приговаривал:
«Потеки Сухман-река
От моя от крови от горючия,
От горючия крови от напрасныя».
Илья Муромец с богатырями на Соколе-корабле
По морю, морю синему,
По синему по Хвалунскому,
Ходил-гулял Сокол-корабль
Не много, не мало – двенадцать лет.
На якорях Сокол-корабль не стаивал,
Ко крутым берегам не приваливал,
Жёлтых песков не хватывал.
Хорошо Сокол-корабль изукрашен был:
Нос, корма по-звериному,
А бока зведены по-змеиному.
Да ещё было на Соколе на корабле, —
Ещё вместо очей было вставлено
Два камни, два яхонта;
Да ещё было на Соколе на корабле, —
Ещё вместо бровей было повешено
Два соболя, два борзые;
Да ещё было на Соколе на корабле, —
Ещё вместо очей было повешено
Две куницы мамурские;
Да ещё было на Соколе на корабле
Ещё три церкви соборные;
Да ещё было на Соколе на корабле
Ещё три монастыря, три почестные;
Да ещё было на Соколе на корабле
Три торговища немецкие;
Да ещё было на Соколе на корабле
Ещё три кабака государевы;
Да ещё было на Соколе на корабле
Три люди незнаемые,
Незнаемые, незнакомые,
Промежду собою языка не ведали.
Хозяин-от был Илья Муромец,
Илья Муромец сын Иванов,
Его верный слуга – Добрынюшка,
Добрынюшка Никитин сын,
Пятьсот гребцов, удалых молодцов.
Как из далече-далече из чиста поля
Зазрил-засмотрел Турецкой пан,
Турецкой пан большой Салтан,
Большой Салтан Салтанович,