Я стою позади него и наблюдаю за картиной знакомства отца с дочерью, сотрясаясь в рыданиях. Такая плакса стала, ужас. Сердце щемит, переполняясь любовью. Я запомню эту картину. Запомню на всю жизнь.
Ясенька просыпается, зевает и открывает глазки.
— Привет! — шепчет ей Макар, не сводя взгляда, полного любви. — Привет, Яся. Я — твой папа Макар!
Дети в таком возрасте еще не умеют улыбаться, но на секунду мне кажется, что она понимает, кто это и улыбается. Разумеется, ничего она не понимает, но мне так хочется думать.
— Можно взять ее на руки?
— Конечно! — суечусь я, подхватывая на руки малышку. — Придерживай головку, она еще ее не держит.
В его больших руках она кажется еще меньше, серьезно рассматривает нового человека и пыхтит, а Макар ей улыбается, что-то шепчет и целует в мягкую щечку.
— Спасибо тебе, Кира. Она — невероятная! Да. Я для вас кое-что приготовил.
— Что?
Муж загадочно улыбается и достает для меня небольшую бархатную коробочку, торжественно ее открывает, а я ахаю от нереального кольца «Булгари». Я видела такое в каталоге, оно стоит как новая машина.
— Боже! Это мне? — я просто глазам не верю. Невозможно красиво!
— Тебе, моя родная! Завтра оформим документы на квартиру для Яси, и перепишу ей десять процентов акций холдинга. Завидная невеста будет расти!
Глава 23. Кира
Недельное пребывание с нами сокращается до четырех дней. Эти дни наполнены лаской и нежностью, Макар не спускает с рук свою принцессу. Самоотверженно учится менять ей подгузник и купать. Я думала, он испугается это делать, она ведь такая крошка, но Макара ничем не испугаешь.
Дочь ведет себя идеально. Ест, спит и немного бодрствует. Кормление грудью— еще одно открытие для нашего папы. Когда он впервые увидел это вживую, потрясенно смотрел как на чудо природы. Хотя, это и есть чудо.
Он ухаживает за нами, готовит для меня, встает по ночам, приносит на кормление Ясю, кроватку мы переставили в спальню. Изначально было наивно полагать, что она будет спать отдельно с видеоняней. Мы ведем себя так, словно мы — семья. Одна-единственная.
За все дни Макара дергают только по работе, Лейла, например, не звонила ни разу. Муж пытается казаться веселым и расслабленным, но я вижу, что его что-то тяготит.
Вечером, после купания, я кормлю малышку на ночь, и мы ложимся с Макаром в кровать. У меня за эти дни секса не было, но мужу я делала приятно. Как без этого.
— А где твое кольцо? — спрашиваю, переплетая пальцы. Моя ладонь такая маленькая по сравнению с его.
— Вот же! — смеется он, указывая на безымянный палец.
— Это наше. Я про новое?
— Лейле отдал, а зачем ты спрашиваешь?
— Честно, я боялась, что ты забудешься, и не снимешь его. Мне было бы очень неприятно.
— Я знаю, Кируся. Я позаботился об этом. Как ты справляешься?
— Нормально. Привыкаю быть мамой. С Сашкой постоянно на связи, она мне советы дает. Морально тяжело, очень. Постоянно думаю, где ты, как ты, с кем?
— Намекаешь на Лейлу?
— И на нее тоже. У тебя сейчас все куплено в двойном экземпляре, да? И там, и здесь хранится?
— В ее квартире нет моих вещей практически.
— Как прошла свадьба?
Боже, какие абсурдные вещи я спрашиваю у собственного мужа.
— Чуть не застрелился.
— Зачем она говорила про трех детей, Макар? Это выглядело очень правдоподобно.
— Зай, все играют свою роль. Я понимаю, что тебе неприятно это слышать и видеть. Но я просил тебя не отслеживать ради твоего же спокойствия.
— Куда ты летишь после Москвы?
— Бухара, будь она не ладна, — по голосу слышу, что злится.
— Ты один туда?
— Нет, Кира. Не один. Не спрашивай, пожалуйста. Зачем ты себе душу бередишь? Воспринимай, как длительную командировку.
— Ты меня с собой не брал никуда, а кобылу везде таскаешь почему-то?
— Так нужно. И я вообще от этого не в восторге. Клянусь.
Я закрываю глаза, выдыхаю, пытаясь успокоиться. Возможно, я когда-нибудь привыкну.
— Как Артур? Нет жалоб?
— Артур? — удивляюсь. — Нет. Он … молодец. Ответственный и дисциплинированный. Я узнала, что у него есть дочь.
— Да. А что тебя удивляет?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Думала, он холостой. А оказалось, и женат был, и ребенок есть.
— Его дочь живет в Мурманске с мамой, насколько я помню. Они не видятся.
— Почему?
— Не в курсе. Это к работе не относится.
— Когда нам ждать тебя из Бухары?
— Думаю, через пару недель. Надеюсь, к маю уже моя судьба решится. Грядут большие перестановки, я осяду в Москве, и мы будем все вместе.
Макар обнимает меня крепко, переворачивает на спину и нависает сверху, кружит влюбленными глазами по моему лицу и загадочно улыбается.
— Что? — прыскаю я.
— Люблю тебя, моя девочка. Ты даже не представляешь, как сильно!
Склоняется для поцелуя, ласкового и нежного, а я просто замираю от счастья.
— Макар, телефон! — шепчу я, услышав вибрацию из гостиной. Родив ребенка, слух обостряется в разы.
— Блин! — выругивается он и с сожалением отрывается от моих губ. — Как невовремя.
— Кто так поздно? — сажусь я на постели. Десять вечера.
Макар пожимает плечами и выходит из комнаты, а следую за ним, предчувствуя неприятности.
— Алло! — поморщившись, отвечает на звонок.
— Привет, Макар! — доносится до меня женский голос. — Извини, что отвлекаю. Отец летит в Москву, планирует остановиться у нас.
— Блядь. Когда?
— Завтра, в пять утра. Я, конечно, могу сказать, что ты уехал по делам, но здесь даже вещей твоих нет, кроме зубной пасты и геля душа.
— Он что, не может в отеле остановиться?
— Нет! — вздыхает девушка. — В нашей семье это непринято.
— Надолго он в Москву?
— Боюсь, что да.
— Понял. Сука, как невовремя!
Макар в бешенстве. Я вижу это. Отбивает звонок и бросает телефон на диван, кипя от злости.
— Ебучий старикан! С проверкой едет!
— В смысле?
— Не хотел говорить тебе, Кира. Он что-то заподозрил, кто-то донес ему про Гийома. Видимо, хочет убедиться.
— И что теперь? — растерянно лепечу я.
— Придется ехать рано утром. Изображать счастливую семью. Блядь, нахуя я на это подписался? — сползает на пол и закрывает лицо руками. — Хотя, нас бы все равно не оставили в покое.
— Кто, Макар? — усаживаюсь рядом, поежившись от холода, исходящего от него. — Кто не оставил в покое?
— Не бери в голову, Кира! Рабочие моменты. Иди ко мне!
Мы сидим с ним долго в темноте, крепко прижавшись друг к другу. Думаем о чем-то своем и молчим.
— Я буду