Струною стала гнутая спина.
И вновь услышал он разрыв снарядов,
«За родину! За Сталина! Ура!»
Как на перроне поседела мама,
Как всё горело – небо и земля.
Как пили спирт взамен анестезии,
Как хоронили, что ни день, друзей,
Хоть сами ещё были молодыми.
(Не старше, чем студенты наших дней.)
Но тут же промелькнула и улыбка:
Звук песен вечерами у костра.
Он вспомнил шутки, как смеялся Витька,
Играя на гармони до утра…
А через день его уже не стало…
Он пал как Вовка, Саша и Артём…
И на Рейхстаге в надписи остались
Все пятеро, что бились со врагом…
Слеза скатилась по щеке беззвучно.
Старик смотрел на стол, где точно в ряд
Стояли стопки в память о той бойне—
Четыре стопки для друзей- солдат.
Он опрокинул пятую не глядя,
Хлеб отломил и посмотрел в окно,
А там маршировали те ребята,
Что знали о войне лишь по кино.
Фобос Глюк
Фобос Глюк автор романа «Пленники Цирцеи». Сами понимаете, для того, кто появился на свет 1 апреля, год рождения не имеет значения. На «Стихи. ру» он публиковался под именем Артур Назаров. Друзья и коллеги знают его, как Артура Орлова – журналиста и медика, увлечённого литературой и минералогией. Вам, возможно, эти ярлыки вообще ни о чём не говорят. Поскольку в журнале «СовременникЪ» Фобос Глюк дебютирует с рассказом «Та самая фрау Марта».
Та самая фрау Марта
Не успеваем. Опаздываем. И сколько ни дисциплинируй, ни тренируй себя, самое главное и бесценное проходит мимо. Перед глазами, перед носом остаётся нестираемый след упущенного богатства, хорошо, если материального, и нестерпимо, если душевного. Иногда слово «навсегда» приклеивается беспощадно и безнадёжно – намертво. Время несговорчиво и саркастично. Согласен. Но его неуступчивый, подчас чёрный юмор имеет массу проявлений.
Дверь. Порог, не переступаемый отныне. Номер, приклеенный когда-то мной лично, теперь ничейный. Между двойками протиснулась чёрточка, рубец. «2–2», Игра окончена. Пустота просочилась, блокируя руку у звонка. Из-за спины неуверенно проступает, точно испарина через вечный иней, соседка Ольги Ивановны. Утешает, успокаивает, не решаясь прикоснуться.
– Нас на похороны не звали. Ничего вам рассказать не могу.
– Совсем ничего?
– Нет, подождите, это просили передать. Может, помните, старенький такой генерал в отставке.
Ровным, подтянутым строем буквы и цифры промаршировали сквозь эмоциональное ненастье к озябшему сознанию. Но номер набирать не пришлось. Я выудил из кармана уже звонящий телефон.
– Слева от центрального входа во двор Дома ветеранов серая «Победа». Жду.
– Спускаюсь.
Ступеньки щербатыми, истёртыми клавишами пропели о том, что жизнь продолжается. Поверить и осмыслить не получится. Разум заблокирован болью. На автомате планирую к указанной точке. Чувствую, отпускает. Какой-то сюрприз привёз старый лис.
– Можно я сначала покурю? – выдавливается фраза с трудом засохшей пастой из окаменевшего тюбика. Но собеседник надёжен и ловок.
– И я с тобой. С войны не дымил. Раньше не встречались, а заочно знакомы. Ты ведь тот самый доктор, которого Оля внучком звала?
– Так и есть, вы варенье мне передавали из крыжовника. Бабушка удивилась, дескать нельзя ей. А внучку, как выяснилось, можно.
– Выходит, есть у неё родственники, кроме Родины. Ну что ж, значит, разгадаешь великую тайну Ольги Ивановны. Между нами говоря, не было никаких похорон. В реанимации на месте дряхлой, умирающей старушки обнаружилась юная барышня. Кто? Откуда взялась? И куда делась прежняя пациентка? Кто растолкует?
– Я. Несколько лет я лечил вашу боевую подругу. Ей нужны были не лекарства, не процедуры, а хороший собеседник, умеющий слушать. Однажды спросил, испытывала ли она настоящий страх. Не поверите, да.
– В Великую Отечественную? В тылу врага? Мне ничего не известно об этом случае.
– Кто-то разнюхал, будто наша героиня советская девушка. Родители коммунисты. Отец на фронте фашистов бьёт. Отвели в одиночную камеру. Сердце забилось так сильно и громко, что прочие звуки растворились в нём. А время остановилось, кануло в темноту. И вдруг тяжёлая, точно ожидание, кованая дверь распахнулась. Тусклой фигуркой в просвете прорисовалась пожилая немка. «Это мой шанс», – решила Ольга Ивановна. Не раздумывая бросилась в объятия к неожиданной гостье. Та же, расплакавшись, произнесла: «Ну что вы, господа, это Марта. Марточка. Моя соседка. Повзрослела, но всё та же добрая, милая девочка». Последние полгода ношу с собой эту фотографию. – Протянул старенькому генералу изъеденный временем до коричневых разводов ветхий снимок.
– Две абсолютно похожие девушки. Близнецы?
– Слева Ольга Ивановна в юности. Справа та самая фрау Марта. Там в реанимации она? Генерал, извините, до меня дошло. Разведка бессмертна. И это не красивая метафора. В каждом Исаеве всегда по-настоящему живёт Штирлиц. И в трудные мгновения он приходит на помощь своему двойнику. Актёры и шпионы – другая раса, очень похожая на людей.
– Поехали. – Генеральская «Победа» резко рванула с места. И жиденькая седина на его макушке начала омолаживаться, густеть и рыжеть.
Мне предстояло покинуть родной город в одиночестве. Был уверен, некому меня провожать. Но лёгкая, миниатюрная ладошка, потрепав волосы, шлёпнула по плечу.
– Я узелок в дорогу собрала. Сало, цибуля, в общем всё, как любит Мекала, гарный хлопчик, отныне живущий в тебе.
Борис Калашников
Родился в 1947 году. Окончил Московский государственный институт международных отношений (МГИМО).
Работал корреспондентом агентств ТАСС и АПН соответственно в Камбодже и в Лаосе, затем дипломатом в посольстве России на Филиппинах.
Впечатления, полученные в ходе командировок в зарубежные страны, легли в основу романов «Чёрный остров» и «Операция “Ольга”». Написал также сказку «Кот Кирилл и смартфон».
Фронтовые фотографии
Как шедевры художников старых,
Прибавляя с годами в цене,
Фото смотрят на нас из альбомов,
Память тех огневых рубежей.
Это дядьки наши и деды,
Не вернувшиеся с войны,
Не дошедшие до победы,
Не дожившие до весны.
По одному или взводом,
Как заснял репортёр фронтовой,
Молодые совсем ещё парни,
А над ними уж крест роковой.
Не пришли они, не вернулись,
И молитвами не воскресить
Всех закопанных в братских могилах,
Всех, которым бы жить