В тюльпанах – степных недотрогах…
Цветы расцветают, как след от людей,
На старых солдатских дорогах.
Весной на зигзагах оплывших траншей
Они каждый год прорастают.
Как память о тех, кто не сдал рубежей,
И к горлу комок подступает…
И нынче я в поле с рассветом приду,
Вгляжусь вдаль суровей и строже,
Вокруг всё цветы, полевые цветы,
Но всё же, но всё же, но всё же…
Плохие туфли
Во время войны едой называлось всё, что можно было разжевать и проглотить в жарено-варёном, а то и сыром виде. Иногда дед приносил «с колхоза» голые, без шкуры и мяса лошадиные ноги с сухожилиями и копытами. С ними поступали так. Один сустав отрубали, кость пристраивали в печке с наклоном обруба наружу, к топке, разжигали огонь и собирали вытапливавшийся жир. Основную массу, тёкшую ручейком, собирали в какую-нибудь посудину, его использовала бабушка. А когда начиналась капель, это была наша добыча – детей, накапаешь в ложку, остудишь и в рот, а ложку передаёшь следующему. Колька младше всех – ползунок, ложку не удерживает, за него держу я. Саму же кость дед потом дробил на меньшие части, лишь бы влезали в котёл, и варили-варили…
Иногда жир издавал неприятный запах… но чувство голода было сильнее.
Как-то дедушка привёз зайца, забрал у орла-степняка его добычу. Повезло.
Везло и мне. Весной в осевшей на берегу льдине я узрел сквозь лёд вмороженного карпа, вырубил его, и он хоть немного протух с той стороны, что была к земле, но был съеден. Награда – дедова ладонь на голове. Внук – помощник, а у меня память до сих пор. Не о карпе, о дедовой ладони, хотя карп тоже помнится.
В первую или вторую военную зиму стали поедать висевшие на чердаке шкуры лошадей, коровьи, бычьи и мало чем отличавшиеся от них воловьи. Висели они там столько лет, что усохли до того, что некоторые по одубелости ненамного уступали фанере.
Они-то и пошли первыми на варево. Дед резал их на узкие скручивавшиеся в спирали полосы, как лапшу а затем на небольшие пружинистые кусочки. Дальше, была наша работа – детей, я среди них старший. Эти обрезки мы обжигали в печке. Скоблили вкусно пахнущий нагар ножом и снова обжигали, пока не избавлялись от шерсти. Затем дед или я толкли их в ступе на совсем мелкие размятые кусочки и, только предварительно обработав, отдавали бабушке. Она долго варила полученный полуфабрикат, добавив щепоть муки, а чаще всего в ход шли картофельные очистки, после того как съедали саму картошку, сваренную в чугуне. Такая картошка – объедение тех лет, никакого сравнения с чупа-чупсами!..
…И это был отличный суп, он приятно пах подгорелой кожей. Во всяком случае, лучшее из того, что приходилось есть в голодуху. А ведь надо было прокормить семь ртов!
Хуже стало, когда эти шкуры кончились и остались только овечьи. Дело в том, что они очень тонкие и, не в пример другим, даже стриженые гораздо шерстистее. Как ни обжигали их, они сворачивались в столь тонкие колечки, что избавиться от шерсти никак не удавалось. Приходилось есть с шерстью.
Но вот кончились и овечьи. Добрались до кожаной обуви. Первыми пали красивые туфли мамы, до сих пор помню, что они были красного цвета. Сначала на них позарились мыши, а мы уж принялись бодаться с мышиными недоедками. Но химию нам победить не удалось, сколько их ни отмачивали, ни выжаривали, от гнусного привкуса химикатов, применявшихся при выделке, избавиться не удалось. Мыши были не такими переборчивыми.
Бабушка с сожалением смотрела на расползшиеся туфельные разварки:
– Якы гарны туфли булы, и не поносила Галочка…
Дед, так и не разжевав, выплюнул какой-то туфельный ремешок и заключил:
– Плохие туфли – есть нельзя.
…Тогда ни я, ни родные не знали, что такие же муки голода совсем недалеко от нас, в Сталинграде, в подвале универмага, испытывали несостоявшиеся завоеватели: фельдмаршал Паулюс, его генералы и солдаты. Не при поедании ли жарено-варёных сапог, кобуры пистолетов, ремней и прочей кожаной портупеи вкупе с лошадиной упряжью пришёл он к мысли сдаться со всем штабом, а не застрелиться, как ожидал Гитлер, присвоив ему высшее воинское звание? Ведь за всю историю ни один немецкий офицер в таком звании не сдавался в плен. Паулюс создал прецедент, не понял намёка фюрера. Оказывается, голод, кроме физических мучений, прочищает мозги и учит.
К сожалению, ненадолго. Век не минул, как части нынешнего поколения фрицев, не нюхавшей пороха и не наслаждавшейся отваром амуниции, не терпится похлебать от недоеденного их дедами-прадедами…
Виктор Бобылев
Родился в 1942 году в с. Покровка Оренбургской области. Окончил Саратовский авиационный техникум и вечернее отделение Московского инженерно-физического института.
Работал в Российском федеральном ядерном центре – Всероссийском научно-исследовательском институте технической физики (РФЯЦ – ВНИИТФ) с 1962 по 2003 год. Ветеран труда. Ветеран атомной промышленности.
Публиковался в городских, областных и российских сборниках. Автор сборников стихов «Посох» (Снежинск, 2003), «Одиночество» (Челябинск, 2010) и книги «Набат» (Челябинский Дом печати, 2014).
Иного пути нет
Европа опять тяжело заболела фашизмом. Источники и очаги этой заразы находятся в мозговых центрах натовской Европы и Америки. Но её метастазы расползаются по всему миру.
Сложившаяся ситуация требует безотлагательного хирургического вмешательства по пресечению этого убийственного процесса.
И опять, кроме России, в мире нет другого целителя, способного на это. Россия уже приступила к этой сложной и длительной операции.
Европа вместе с Америкой визжит и извивается, стонет и скрежещет зубами, в припадках злобы пытается максимально навредить России, хочет вырваться из умелых и крепких рук извечного целителя и спасителя своего.
России не приходится рассчитывать на чью-либо добросовестную, эффективную и бескорыстную помощь. Но и на полпути остановиться невозможно.
Фашиствующие сатанисты тащат человечество на плаху апокалипсиса. Народам мира, чтобы выстоять и не пойти на поводу у сатанистов, надо встать с Россией плечом к плечу и дать сокрушительный отпор разрушителям жизни на земле, пожирающим всё и всех, кто не может оказать должного противодействия. Это и есть путь к спасению человечества.
ИНОГО ПУТИ НЕТ!
С фашизмом мы уже сталкивались. Это была наша Великая Отечественная война 1941–1945 годов.
Против нас тогда воевала не только