Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2018 - Коллектив авторов. Страница 26

—

                  …о позвоночник пропасти

о падение слов обопрись

о смертельную твердь застывшего языка

бесхребетные звуки

только имя твоё навыкат молчит

за него уже не удержится

и срыв на речь после крика

—

устойчивое зрение день подвесной

расшатанное небо над страной

марионетки птиц и человеков

на ниточках пластического века

часы трещат ареной ледяной

я вышел в гул мне кислород молчал

и тысячам хирургов хотелось оперировать душные языки

и гулит это млеко над галдящими крохами слов

—

не инвалидна ярость вне зверства

но болит!

но боль ее подобна травме камня

и гор одни торчащие ножи

вспарывают небеса

и мать выхватывай дитя обратно

—

голуби голоса

крохотный обморок ночи

дитятко зверское в скобочку корчит и трепет

зверь перевязанный раной последних дощечек

горло разлуки неистовый лепет землицы

и бледнолицый песочек и горсть винограда

кто мои веки окуклит

о я

о большой

—

и чашечки звуков

но прелесть рассудка

и гирьки часов

но горе выбросилось весов

и снова возвращается обратно

но жив Иов

—

а этот лилипутик речи

в стрелкА навстречу

заикается гробом

а тот отвечает

уродцем чайки

от нечего делать

—

из начала в конец

пролегает мертвец,

а на нем —

человек, как рубец,

и раны той тайник

омывает смерть, как материк

—

моя сестра срывает виноград,

и каждый плод руке ее, —

как брат,

моя сестра уйдет уже вот-вот,

и в землю перезрелый плод спадет

—

смертное в доме моем раскинуло руки,

точно родной человек после долгой разлуки,

то ли это корни памяти прорастают в воздух —

теперь и лес ее в легких и голос,

после дыхания встретимся около леса —

мертвых дерев разорвется сплошная завеса,

то ли это дыхание времени учащено до предела,

и мертворо́жденный не дышит неумело

—

постепенно слепнет аппетит,

хотя и зрение его еще саднит

и, всматриваясь в болевой предел,

уже не различить чего хотел,

ладонь слепа потерянным зерном,

но всякий раз себя сопоставляет с дном,

что под завалами зерна погребено —

от этого и душно и темно

—

и в меч вонзенный паралич

распадается на смерть и войну,

и каждый его кирпич

напоминает страну,

где всякий раб и господин строится из меча

на камне расколотого кирпича

—

младенец в огне орла,

под жаром его крыла,

не помнит мать, не чтит отца,

но пьет от птичьего лица

такое млеко что дотла

кипит в груди его котла,

и жертва пламенеет и,

в огне очередной зари,

восходит вместо солнца на не

босвод —

выродок человеческий урод

—

так сон срывается на рык,

когда воздух легким уже впритык —

луна и солнце два легких дышат в

небесах,

зверь спит,

и время на часах

—

бес поедает день,

то ли слепая падаль

ворует собственную тень

из колыбели взгляда,

что кому остается до/после ис

хода —

распахнутые глаза,

сутолока, тревога

—

и с воздуха спадающие плоды

мы идем поливать из воды,

то ли воздушное древо пробивается

наружу

сквозь легкие

и плодоносит душу

—

это конец холодеет под каждым обманом,

как тело под грядущим целлофаном, —

память разрыта, и время уже пришло —

упасть в ее прожорливое дно,

но тут окно неправды выглянет из человека,

умрет и крикнет,

хлопнут ставни эха

—

парализованный язык во гневе, —

один на инвалидном небе, —

нет птиц, облаков, звезд, светил не осталось,

но только – немота, усталость,

а слОва недостижимая вершина

возвышается невыносимо

и, разбившись о небеса,

умирает на голоса