Я долго сидел под поверхностью, терпел, ждал, пока волна не прокатится над головой, тяжко грохоча и сверкая пузырями воздуха; потом выбрался и отдышался.
Когда океан поднимал меня, я видел далеко к северу на берегу шеренгу идолов. Они стояли затылками ко мне, они смотрели на сушу. Земная твердь была для них важнее водяной пустыни.
Я никогда в жизни не уходил так далеко на открытую воду; все реки, озёра и моря, в которых я когда-либо плавал, теперь казались мне дождевыми лужами.
Доска ещё вчера представлялась спортивным снарядом, инструментом для забавы – сейчас я относился к ней как к предмету, который спасает мою жизнь, как к судну, плавательному средству; всё, что было нужно – управлять доской, как рулевой управляет кораблём.
Так Пацифик сообщил мне свой первый урок.
Я не услышал эту истину, она не прозвучала в моей голове – я сам до неё дошёл. А океан сделал всё, чтобы это произошло.
Не учись кататься на доске. Это всё хуйня, забава. Это потом само придёт.
Учись плавать в океане.
Учись держаться на воде, учись перемещаться, учись не паниковать – однажды, может быть, это спасёт тебе жизнь.
А если ты об этом напишешь, это, может быть, спасёт жизнь кому-то другому, твоему читателю, и даже если это будет всего один человек, значит, ты всё сделал не зря.
Кататься на доске трудно научиться, это физически тяжёлая забава, а вот держаться на воде, двигаться туда, куда нужно, используя воду как самодвижущуюся дорогу, – это пригодится любому взрослому человеку.
Несомый волнами назад в бухту, я наконец понял, как устроен мир народов Тихого океана.
Их головы продуты ветром и наполнены грохотом волны.
Их сознание промыто океаном.
Энергетика океана слишком сильна, она подавляет энергетику человека, но одновременно оказывает на неё благотворное влияние.
Океан является полем абстрактного мышления, это сверхсила, она даёт пропитание, она устанавливает погоду, она является дорогой для передвижения – и одновременно источником смерти, гибельных ураганов.
Океан нельзя победить или подчинить: он есть воплощённое абсолютное могущество.
Однако его можно постичь, понять, разгадать его законы, приспособить.
И тому, кто сумеет это сделать, океан может даровать благоденствие, жизнь мирную и счастливую.
Кто хоть раз качался на его волне, оглохший и захлебнувшийся, переполненный восторгом, – тот скажет, что я прав.
Меня понемногу тащило назад в бухту, я никак не мог подстроиться, правильные волны сменились беспорядочной зыбью, но берег был уже в сотне метров, я видел людей, гуляющих по набережной, и собак, спустившихся к воде, чтоб облаять морских черепах. Гордость переполняла меня: вчера я вошёл в воду неумёхой, а сегодня швартуюсь бывалым мореманом, не прилагая усилий, – каждая новая водяная гора сама толкает меня к берегу.
«Ого-го! – закричал я мысленно. – Победа! Я покорил стихию! Презирал серфинг – и вот сам стал таким же! Ничего не умею, конечно, но зато знаю, как это делается! Понял основные правила!»
Тем временем стихия влекла меня и мою доску в неверном направлении – в бухту, но мимо пляжа, на скалы.
Направо от скал был пляж. Налево – пирс и лодки. Мне следовало либо забрать круто вправо, либо круто влево. Но забрать я уже никуда не мог: руки не слушались, всякая попытка загрести руками приводила только к приступам боли в плечах.
Берег был совсем рядом, я мог закричать – и меня бы услышали.
Путь к надёжной горизонтальной тверди преграждала гора камней, каждый размером с автомобиль, и волны, баюкавшие меня, десять минут назад казавшиеся дружелюбными, здесь обращались в ревущую душегубку, плюющуюся пеной.
Я собрал все силы и попытался выгрести левее, в сторону пирса, но бесполезно: здесь, у самого берега, вода двигалась хаотично, подладиться под неё не удалось.
Меня вот-вот должно было ударить о скалы.
На глаз я двигался примерно со скоростью велосипедиста, километров двадцать пять – тридцать в час; и с этой скоростью, немаленькой, должен был вот-вот ёбнуться о твёрдую преграду.
В последний момент я решил пожертвовать доской и выставил её вперёд.
Доска приняла на себя удар и, к счастью, выдержала.
Я ухватился за скользкие спины валунов. Вода отхлынула, с той же страшной силой попыталась подхватить доску, привязанную к ноге. Меня могло снова утащить назад, но я, не будь фраер, справился с проблемой – изо всех сил упёрся в камни задом и коленями, потащил за шнур, выдернул доску из воды и поднял над головой.
Выбирался как краб, раскорячившись меж скользких валунов, ободрался весь; дошёл до ровного песка, там сел отдыхать. Разбитые локти и колени щипало от солёной воды.
Спустя время подошли трое местных, мальчишки лет по двадцать, в шортах и сильно застиранных футболках.
– Это мой серф, – сказал один из них, коренастый.
– Нет, – сказал я, – это серф Хуана. Я взял этот серф у Хуана в рент.
– Да, – сказал коренастый мальчишка, – я знаю. Хуан – мой двоюродный брат. Он дал тебе в рент мой серф.
– Хорошо, – сказал я. – Чего ты хочешь, брат?
– Отдай мне мой серф, брат.
– Это серф Хуана, – возразил я.
– Нет, – ответил коренастый. – Это мой. Я сам поговорю с Хуаном. Отдай мне мой серф.
Я быстро сообразил, что пацан мне не врёт. Я видел этих пацанов и их собратьев каждый вечер в центре деревни. Это не могло быть разводкой. Никто на острове не будет похищать доску для сёрфинга. В деревне живёт едва три сотни парней примерно одного возраста, все они друг друга знают, почти у каждого есть доска или две, и все эти доски известны наперечёт, так же как наперечёт известны все мопеды, автомобили, лошади и коровы на маленькой земле Рапа-Нуи.
– Хорошо, – сказал я. – Хорошо, брат. Это твоя доска? Верно?
– Да.
– Не Хуана? Именно твоя?
– Да.
Я отдал ему доску; он взял её, не осматривая; все трое удалились, солидно переваливаясь; у них были фигурные треугольные спины, сильные зады и бёдра, они выглядели настоящими детьми океана.
Выкурив сигарету, я отправился в отель и там рассказал хозяину Мэлвису, что доску у меня забрал её владелец, двоюродный брат Хуана. И приготовился к разбирательству и, может быть, к скандалу. Однако хозяин Мэлвис не высказал никакого беспокойства, только махнул рукой и сделал красноречивую гримасу: мол, даже не забивай себе этим голову.
Я смазал йодом ссадины на локтях, коленях, на спине и на заднице.
Остров Пасхи расположен в пяти тысячах километров от цивилизации: он отдалён от мира примерно как Новая Земля от Петербурга. То есть достаточно далеко.
Завезти сюда что-либо – доску для сёрфинга, цистерну бензина,