Возвращение
Война заселяет человека, как пустую комнату, влезает в повадки и навыки, война становится привычкой.
Мы шли с Мариной по вечереющему Донецку, и грохот грянул над головой. Я дёрнулась от страха, а Марина махнула рукой и сказала:
– Это далеко! Когда близко – сразу слышно.
И мы пошли дальше. Больше взрывов не было. – А как это – когда близко?
– О-о-о! – засмеялась Марина. – Очень громко. Когда снаряд летит, тебя одним звуком на землю опрокидывает.
Сейчас земля сухая. Всю неделю обещали дожди, но вопреки прогнозам Донецк был солнечен и гостеприимен.
Ямы, оставленные в дорогах снарядами, нынче залиты свежим асфальтом – яркие тёмные квадраты не бросаются в глаза, если не знать истории их появления. Обычный дорожный ремонт. Близкие здания, крыши магазинчиков, урны, бордюр – всё в осколочных ранениях.
Навстречу идёт девушка в мини.
– В войну, наверное, юбок не носили? – спрашиваю Марину.
– Почему? – удивляется та.
– Ну колготки… обстрелы… порвутся, если падать…
– Да нет, носили.
Марина молчит, а потом сообщает:
– В войну другого боишься. У меня малая гостила, пошла в магазин, а ей подруга с окраины звонит на сотовый: «Ты где? – спрашивает. – Ложись, от нас стреляют в вашу сторону!» Там же как получается: если укры стреляют по центру, то над окраиной снаряды пролетают, их видно. Объявлений никаких нет. Это если бы самолёты засекли издалека, тогда успевали бы объявить тревогу, а обстрелы всегда неожиданно начинаются. И люди наловчились помогать друг другу звонками. Вот подруга говорит, когда снаряд выпускают, а малая падает. Только на окраине затихло, подруга говорит, что можно встать, малая подскакивает – и домой. Добежала, звонит мне: что делать?! Она ещё необстрелянная была. И понимаешь, что самое страшное? Не то, что к тебе снаряд прилетит, – самое страшное то, что ничем не можешь помочь родному человеку.
Вопреки прогнозам город живёт и растит детей. Они гуляют с родителями по широким проспектам и бульварам: взрослые пешком, малыши – в колясках. Они играют в центре на детских площадках и кормят уток, что живут в водоёмах. Семьи выгуливают детей, рождённых перед войной и зачатых под бомбёжками. Жизнь приноравливается к любым условиям.
Я возвращаюсь в Москву ночной машиной. Проходим таможни, и на российской земле я наконец-то чувствую себя в безопасности – тут можно не бояться, мина не прилетит и осколок не ударит в тело. Война поселяется в человеке, едва коснувшемся её. Тёплый салон машины качает, и я засыпаю.
Я стою в середине безлюдной улицы и вижу, как темноту режут яркие всполохи света. Небо простуженно свистит утробой, от него некуда деться. Снаряды перелетают пятиэтажку и лопаются за её хребтом. Это слишком близко.
Ноги подгибаются, но надо бежать прочь. Уши захлёбываются грохотом. Я мчусь по улице как от погони и чувствую всем нутром, как неотвратимо стремится к земле острый нос снаряда, как он врезается в тротуар. Что-то мягко толкает в плечо, опрокидывая меня навзничь. Темнота сгустилась, и грохот уполз в сторону. Пытаюсь встать, опираюсь руками и заваливаюсь набок, лицом в липкую тёплую лужу. Правая рука не держит. Подношу ладонь к лицу, шевелю пальцами, но вижу пустоту. Смотрю на плечо – из чёрной культи судорожно бьёт кровь, и нигде вокруг нет моей руки. Ползу, переворачивая куски камня, отгребая месиво осколков, но руки не нахожу и, одурев от усталости, затихаю в наступившей темноте.
– В туалет пойдёте? – окликает пассажиров водитель.
Шесть утра. Мы хлопаем дверьми, выстужая сонный уют. В глазах песок, и колотится сердце. Телефонная смска приветствует меня на заснеженной московской земле.
Война навсегда поселяется в человеке.
Сергей Ивкин

Сергей Ивкин родился в Свердловске (ныне Екатеринбург) в 1979 году. Редактор журнала поэзии «Плавучий мост», дизайнер торгово-производственной фирмы русских сувениров. Автор восьми книг стихотворений. Публиковался в журналах «Урал», «Знамя», «Дети Ра», «Крещатик»… Стихи переведены на французский язык. Живет в Екатеринбурге.
Возвращайся за другой памятью…
* * *
Изредка,
начиная говорить на чужих языках,
я не всегда определяю их.
Только что был португальский.
Месяц назад – эльфийский.
Два года назад – тихоокеанское наречие,
в котором нет числительных,
а потому нет времени.
Не бойся,
я не таю от тебя ни одной мысли.
Каждую реплику я перевожу
в стихотворение.
Мне изначально
надо проговорить её
максимально точно.
Мог бы сразу говорить на русском – не писал бы стихи.
* * *
Возвращайся
за красотой в глазах смотрящего –
мало тебе зеркала,
и вспышки,
и лайка в социальной сети.
Возвращайся
за недосягаемостью,
поскольку, пока мы любим,
не можем договориться о любви,
кусая собственную покорность.
Возвращайся
за другой памятью,
за переписанными страницами
свидетельств и регистраций,
исповедей и посвящений.
Возвращайся
за любимым страхом,
что сейчас ты признаешься – я тебя разлюблю,
и некуда станет вернуться.
* * *
Открытые окна. Матрас на полу.
Когда наводнение положит лапы на перила балкона
и просунет свою слюнявую морду в комнату,
я поглажу его холодный нос,
не вылезая из постели.
* * *
След от рубашки, шрам от кесарева…
Черты точно те же лишь для тебя одного.
Подаренные минуты.
/
Сколько раз повторит автоответчик памяти длинные
тени, смущённую улыбку?
/
Все твои влюблённости – цветные карандаши.
Боишься повториться.
Не трогаешь алый.
/
До последнего
не трогаешь
алый.
* * *
Каждый раз, когда ты читаешь при мне стихи,
закрываю глаза и вижу ровные ряды деревьев,
снег по колено, белое небо, хвойные иероглифы,
твой голос летит сквозь них
красногрудой птицей.
Необходимо проснуться раньше,
чем ты коснешься крылом крайней ветви,
тогда тебя не окажется в комнате:
только висящая на фоне ковра книга.
Постепенно проявятся крестик, кольцо, браслет,
тяжёлые ресницы,
колени, сжимающие подбородок.
Полина Жеребцова

Полина Жеребцова родилась в 1985 году