– Нет! Нет! Не нужно вспоминать о том, что вы пережили, – вежливо, но властно перебила нас Эльвира. – Наше государство главное на планете! Наш любимый президент никогда не совершает ошибок! Если кому-то не повезло и его дом разбомбили, это не проблемы руководства страны. Мы хотим видеть Россию сильной, мощной державой, перед которой склонится весь мир, и других разговоров за столом не позволим.
Тетушка Юлия попробовала слабо возразить, что мы имеем право на память, но взрослая дочь пресекла заступничество, погрозив ей пальцем.
Мы сидели в чужом доме, среди чужих людей, которые нас не слышали и не хотели слышать.
Эльвира не была злой или надменной. Она – порождение советской эпохи, предпочитала закрывать глаза на все, что совершала власть, поскольку это не касалось лично ее. Таких людей в России необычайно много.
Выпив несколько бокалов золотистого вина, Эльвира подобрела и задорно хохотала, рассказывая неприличные анекдоты. Русская женщина может пить вино, это не считается недозволенным, как у нас в Чечне, где за подобный грех убивают.
Тетушка Юлия налила в бокалы мне и маме компот из вишен, а Эльвира искренне недоумевала, почему мы не пьем алкоголь.
– Вы больные?! – сделала круглые глаза она.
Мама отшучивалась, а я ответила, что пить вино – это грех.
– Пещерные люди! – определила Эльвира. – Совсем чокнулись в Чечне среди мракобесов. – И, видимо, решив развить данную тему, продолжила: – Я не националистка, не расистка. Но! Кавказские народы живут кланами. От стариков зависит судьба молодых. Выбора нет ни у кого. Все предписано. Тем, кто не подчиняется, – смерть от своих же родных: брата или отца. В семьях покрывают убийц, создают им алиби. Женщина не может надевать современную одежду. Нельзя заключить брак по любви, не дозволено выйти замуж за мужчину другой национальности. Вы думаете, я не знаю Кавказ? Я прожила здесь полжизни, перед тем как уехать в Москву!
За столом мне нравилось ухаживать за пожилыми женщинами: тетушкой Юлией и гостями, а спорить с Эльвирой в ее же доме я сочла неуместным. Однако когда она выплеснула из бокала моей матери компот и налила туда вина из бутылки, я сказала:
– Мама не пьет!
– Будет пить!
– Нет!
Мама смотрела то на меня, то на Эльвиру, а я забрала бокал и отставила на край стола.
– Пей компот, – велела я маме. – Вино не пила и не попробуешь!
– Я пробовала в молодости, когда не жила в республике…
– Хватит с меня того, что ты куришь!
Мама безвольно махнула рукой и принялась за блины.
На обратной дороге я прихрамывала. Рентгеновские снимки, сделанные в начале зимы в частной клинике, напугали докторов, заподозривших воспаление кости.
Когда мне было четырнадцать, в ноги попали осколки от российской ракеты, которые впоследствии удалили. Но боль осталась. Боль нельзя выкорчевать и выбросить. Оставалось только лечиться самовнушением, поскольку бесплатной медицинской помощи в нашем государстве не предусматривалось.
Главное, держать осанку. Мама согласилась с данным подходом:
– Верно! Иисус учил: встань и иди!
Добравшись до Нижнего рынка, мы отдали объедки обрадованным кошкам. Недоеденная гостями пища была заботливо завернута тетушкой Юлией в серебристую фольгу. Накормив домашних питомцев, я открыла пакет с подарками, который мне сунула Эльвира. В нем оказались юбка с блузкой.
– На мне они трещат, я разъелась, а тебе будут как раз впору, – сказала Эльвира: – Я совсем недолго их носила, всего два года. Раньше платья и пальто от бабки переходили к внучке. Сейчас все изменилось благодаря правильному курсу Кремля!
Несколько дней подряд мы складывали коробки, увязывали мешки – словом, собирали пожитки. Водитель Женя приехал на полчаса раньше. Он вообще произвел на меня хорошее впечатление. Вежливый и предупредительный, он между делом обмолвился, что принципиально не воевал в Чечне, выбрал альтернативную службу в больнице, долго на этом своем решении настаивал, судился с комиссариатом и в итоге добился своего.
– Я пацифист, – объяснил он свой поступок. Маме Женя тоже сразу понравился, и она все время нашептывала мне, что нужно с ним подружиться, а я, как обычно, стеснялась. Кареглазый спортивный парень двадцати пяти лет, он учился в университете на инженера и мечтал уехать в Европу. Женя обладал сильной мужской энергетикой, отчего я все время запиналась и чувствовала себя неловко. Захар и Николя, грузившие коробки в кузов, отличались от водителя дружеской простотой, они проникали в душу мгновенно, словно мы во всех прошлых жизнях знали друг друга. Николя был ровесником Жени, а Захару едва исполнилось двадцать два.
– Он точно тебе понравился, – ущипнул меня Николя. – Ох, влюбишься.
– Не болтай глупости. – Я почувствовала, как под платком заалели уши.
Соседка Клавдия Петровна напоследок расплакалась. Она держала на руках Тихона и наблюдала за нашим отъездом, сидя на перевернутом ведре.
– Единственные приличные люди покидают мерзкий дворик уголовников, – сокрушалась она, прижимая к себе котенка.
На прощание мы подарили ей книжку стихов Серебряного века.
Машина выехала из переулка и направилась в Промышленный район: там, в полуподвальном помещении, нам сдали комнатку. Это была не жилая площадь, а служебное помещение для лифтера.
– Где мы будем руки мыть и купаться? – беспокоилась я.
– Есть раковина… – неуверенно ответила мама.
Она сама видела комнатку только один раз, когда договаривалась с посредником.
Женя, у него на груди висел крестик на золотой цепочке, включил радио, но вместо тюремного шансона, который обычно предпочитают водители, передавали новости.
Обсуждали недавнюю спецоперацию: русские военные вычислили местонахождение Аслана Масхадова, второго президента непризнанной республики Ичкерия. Комментатор бубнил про тело убитого, раздетое и выставленное напоказ, а я подумала о нескончаемой подлости: мусульманина нельзя раздевать. Ислам – религия, сохранившая древние обычаи относительно живых и мертвых. Современные люди нередко забывают христианские заповеди, отступают от законов Торы. Мусульмане ревностней относятся к своему учению. Но убитый не может встать и ответить врагам, чем и воспользовались спецслужбы.
Аслан Масхадов был своеобразным президентом, вводил у нас между войнами шариат – строгий свод правил. Кругом орудовали распоясавшиеся банды, добивая и грабя последнее русскоязычное население. Но