Отец. Что – есть? Где ты нашёл, что «есть»?
Друг. Есть… Россия. Есть Россия, есть… то, что дочка твоя сидит…
Отец. Не, ну а дочка тут при чём?
Друг. А при том!.. (Дочери.) Ну, ты извини, конечно… мне, правда, даже неудобно, что я тут так хвалюсь…
Дочь (усмехнувшись). Ну пока что вы, скорее, позорные страницы своей биографии рассказываете – про гауптвахту да про «кружкой в лоб»…
Отец. А он тебе не рассказывал, как он из камеры бежал?
Дочь. Из камеры?! Нет, этого ещё – нет…
Друг. Не рассказывал?
Дочь. Нет – откуда…
Отец. В Германии его арестовали…
Дочь. В Германии?!
Друг. Погоди!.. Суть дела. Пошли мы провожать товарища в отпуск…
Дочь. Три дня провожали, два ящика выпили…
Друг. Не-не, зачем? Один день… загрузили его в поезд, посидели в гаштете на вокзале…
Дочь. А вы в Германии где служили?
Друг. В Ютербоке.
Дочь (Отцу). Это далеко было от нас, от Драххаузена?
Отец. Да не – это ж Германия, там всё рядом…
Друг. Ну вот – посидели… «но леший поганил своими ногами, и их попросили оттель» [10]… И мы идём втроём, три старших лейтенанта…
Отец. Пьяные в соплю…
Друг. Не, почему пьяные? Нормальные идём… И нам навстречу попадается какой-то рыжий в «гражданке», и с ним бойцы. И этот рыжий ко мне: «Ваши документы!» Я ему: «А ты кто такой?» Ну, тосё… ну и мы их побили.
Отец. Немножко.
Друг. Немножко, да… И пошли дальше. Идём по дороге, никого не трогаем… и тут нас догоняет этот рыжий – и с ним «шкафы», человек семь. Товарищей моих сразу «упаковали», я ещё чуток подёргался… а они меня растянули, как матрас, и давай ногами бить. (Усмехается.) Оказалось – больно… Привозят нас в комендатуру, выгружают, раздели, приводят в кабинет к коменданту – а там этот рыжий. Он оказался помощником коменданта… Ну, отвели нас в камеру – а холодно, январь месяц, мы в одних рубашках… сидим. Нам уже в туалет хочется, мы постучали – мол, так и так, мужики, проводите… А он нам: «В карман друг другу сходите!» Ну ладно, думаю, суки, – вы меня запомните… А там как: две камеры, между ними стена, а наверху в стене – окошко с решёткой. И та, вторая камера, пустая – и у неё дверь открытая. А решётка – на болтах: болт и гайка. Я пальцами попытался гайку открутить – усилий не хватает. Я тогда снял рубашку, на полоски её порвал, намотал на гайку – как рычаг…
Отец. То есть граф Монте-Кристо отдыхает в сравнении с Женей…
Друг. Да!.. Мы там ещё… водичкой полили, чтобы ржавчина… ну, чтобы гайка лучше шла…
Отец. Не водичкой, а…
Друг. Да какая разница!.. Откручиваю эту гаечку – одну, вторую… решётку аккуратненько снимаю и туда – шмыг… сапоги снял, конечно, – босиком…
Отец. А Женя тогда был худой, стройный…
Друг. Выхожу из камеры – а эти все спят на ступеньках: начальник караула спит, часовые спят… Я огляделся, назад в камеру залез: «Всё, мужики, сейчас мы их, блин… поубиваем! Я этого капитана рыжего – так и так!..» Но Игорёк меня уговорил: «Женя, мы уйдём – и они завтра здесь будут вместо нас сидеть. А если мы… нам тогда такое светит!..» Ладно – уходим…
Дочь. И вы прямо по коридору, через выход?..
Друг. Не-е!.. Это ж мы – быдло пролетарское, по камерам сидим, а у них там, в комендатуре, – бильярдная, блин! Вот мы через эту бильярдную, через окно – вылезли и пошли домой.
Дочь. Но они же у вас документы забрали?
Друг. Да господи!.. Придём, отдадут – никуда они не денутся… Но я ребятам говорю: «Надо нам как-то подтвердить, что нас… что с нами – нехорошо поступали…» Вызываю прапорщика, медика – он меня осмотрел, описал, факт побоев зафиксировал… и мы пошли спать. А утром – идём на развод. Стоим в строю… Василь Василич меня как увидел: «Ты! Откуда ты взялся?!» – «Да? А где я должен быть?» – а он и сказать не может, где я должен быть… «После развода – ко мне!»
Дочь. Ему уже сообщили?
Друг. Ну конечно! Ну, и он нам: «Пишите рапорт!» Ну, мы и написали: «Проводили товарища в отпуск, шли обратно… какой-то гражданский, в сопровождении четырёх солдат, напал на нас… мы, с целью защиты чести и достоинства советских офицеров, оказали сопротивление… но были жестоко избиты, о чём имеется медицинское заключение прапорщика такого-то… после чего нас поместили в комендатуру, где из-за бесчеловечного обращения с нами мы решили совершить побег… что в конечном итоге и сделали… за что с нами так поступили, мы понять не можем…»
Отец и Дочь смеются.
Василь Василич читал это всё – и рыдал!..
Дочь. И что вам по службе было?
Друг. Да ничего не было! Мы трезвые, брать нас не за что…
Дочь. А документы?
Друг. А что документы? Мы приходим в комендатуру, этот рыжий нам: «Я вас!..» Да то, да сё… А я ему: «Ты, рыжий, ты мне ребра переломал, ты сядешь за это!» А он: «Ве-ве-ве!..» – а я ему: «Ты понял меня, козёл?» Ничё – отдали документы, всё, и проблем не было…
Отец (Дочери). Ты помнишь фильм – «О бедном гусаре замолвите слово»? Вот примерно то же самое…
Друг. Не, ну вот если серьёзно – парадокс заключается в чём? Мы вроде бы нормальные мужики, мы стремимся что-то сделать для того, чтобы обороноспособность нашей страны была… на уровне. А нас пытаются опустить. Кто, зачем, почему – мы не понимаем!..
Отец. Жень, не переживай…
Друг (со вздохом). Х-х-р-р!..
Отец (Дочери). И всегда так было. Ракетная бригада – всегда была бельмо на глазу. У пехоты, у танкистов…
Дочь. А почему?
Отец. Потому что мы были – образованные люди. Пехотное училище, танковое училище – что они изучали? А у нас было – инженерное образование, причём – уровня академии…
Друг. То есть мозги работают не просто в техническом плане… они в принципе работают!
Отец. За это нас и не любили.
Друг. Вить, надо быть выше.
Отец. Да ну их!..
Друг. Ну, постарайся быть выше…
Отец (взяв гитару, запевает). Естудэй…
Дочь. Да вы слов не знаете – «естудэй»…
Отец. Знаем! (Напевает на мотив «Yesterday».) Естудэй, парам-парам, парам-парам пам…
Дочь. Вам чайку-кофейку принести?
Отец. Валяй.
Друг. Чайку!
Дочь выходит.
Друг. Знаешь, Вить… Хорошо всё.
Отец. А чё бы нет?
Друг. И ты знаешь… Вот вчера на похоронах я всё-таки пришёл к выводу, что всё-таки меня надо лучше сжечь. А то ведь – так