Но пока все не зацементировалось, можно констатировать, что все идет естественным путем. Тон в литературном процессе задают не группы, не пиар-агентства, в которые вознамерились превратиться вчерашние редакции, а некие общие тенденции.
Поэтому, говоря о будущем и настоящем, следует остановиться на процессах, а не на субъектах. В современных условиях бесполезно пытаться выделить и обозначить течения и направления. Все разбрелись по своим углам, да и последовательности в своих предпочтениях никто по большому счету от авторов не требует. Время литературных группировок и объединений по эстетическим принципам миновало. Нынче свобода. Пиши как хочешь, в любом жанре и произвольной манере. Одну вещь так, другую иначе. За таким писателем, для которого всякий художественный метод по плечу и подбирается под задачу, а не раз и навек, – будущее.
В литературе настал конец идеологии (эстетической). Нет еретиков и правоверных. Можно перебегать из мейнстрима в детектив и фантастику, из реализма в постмодернизм. Писатель должен быть на все руки мастер. И рассказов хороших ведро настругать, и роман отличный построить. Специализация не приветствуется. А если и возникает, то опять по велению сердца или из соображений верности имиджу.
Попытка рассовать сейчас всех авторов по сусекам дело бесполезное. Если же они как-то разделяются и объединяются, то даже не по политическим убеждениям, а по своячеству и землячеству.
То есть на первый взгляд у нас все как у людей – свобода и неразбериха. Но разница все-таки имеется. Там, у них, в Европе и Америке, постмодернити и заслуженный праздник непослушания, а у нас – родоплеменной быт и разгуляй. Неформальные отношения важнее формальных. А точнее сказать, у нас все формальные отношения надстраиваются над неформальными. Кто свой, тот и писатель. Приятный в общении человек обязательно талантлив. А вредный и неуживчивый, понятное дело, – бездарь.
Примитивизм общественных отношений, построенный на симпатиях и антипатиях, задает соответствующую картину литературных нравов. В ненадежном обществе лучше опереться на друзей и родственников. Литература от общества не отстает. Ну какие тут эстетические принципы?
Вот поэтому и следует в разговоре о современной российской литературе начинать с азов – с деления на тех, кто готов сам выйти к читателю, и на тех, кто предпочитает работать над имиджем Оза Великого и Ужасного. Вот собственно литература, а вот болванки для раскрутки.
Тем не менее тенденции развития литературы затрагивают и ту, и другую модель. Просто в каждом случае мы будем иметь перед собой различную литературную картину и, скорее всего, совершенно разный набор имен.
О каких же тенденциях идет речь?
Первое, о чем следует сказать: время так называемой большой (по объему и размаху тематики) литературы прошло. И если уж Толстой наше все и по нему хочется себя сверять, тогда следует признать: романный Толстой закончился. Наступило время Толстого народных рассказов. Катастрофа с «Калейдоскопом» Сергея Кузнецова и «Джазом» Ильи Бояшова это подтвердили. Не надо глобальных проблем человечества и историософии. Давайте о чем-нибудь потеплее, почеловечнее: о семье, о детях, о работе.
Больше всего утомили романы про судьбу России. Только младенцы, наверное, не знают, что она была тяжелая. Авторы с упорством, достойным лучшего применения, продолжают выпекать толстые тома о «жизни и судьбе», «войне и мире», «хождении по мукам». Большевистский переворот, братская бойня в Гражданской войне, ГУЛАГ, ужасы тоталитаризма, 91-й год и большое предательство. Пора завязывать. Следует переходить к чему-то более художественному, менее публицистичному, менее политизированному. Хотя бы потому, что политизированность задает типовой формат такого рода произведений, главное содержание которых составляют бесконечные разговоры с неизменными ариями то одного, то другого героя на тему «до чего Россию довели».
Прозаические дискуссии «что же будет/было с Родиной и с нами» повергают в уныние независимо от того, повесть перед нами («Полет совы» Михаил Тарковский), или роман (Петр Алешковский «Крепость»), громадное полотно с вековым охватом (Алексей Слаповский «Неизвестность») или конспект большого романа, охватывающий тот же промежуток (Александр Снегирёв «Вера»). Вся эта эпохальщина, ширь и безмерный объем страниц с красноармейцами и белогвардейцами, мужиками, бабами, чекистами, гэбистами, вертухаями или без оных, с одними интеллигентами, напоминает порядком затянувшийся кошмар. Беда таких книг в том, что, стараясь достучаться до читателя, они добиваются совершенно обратного результата. Слишком явственно ощущение глубокой вторичности, бега по замкнутому кругу.
Абстрактная проблематика выработана уже не просто до пустой породы, до какой-то пыли, трухи. Живое подтверждение тому – последний роман Максима Кантора «Азарт», прошедший мимо глаз и ушей, это притом, сколько копий было сломано вокруг предыдущих его произведений. Иносказание последних трех десятилетий нашей жизни. Но кому это интересно? Все про нее знаем. По той же причине не выглядят убедительными, необходимыми (а настоящая книга должна быть таковой) новые романы Андрея Понизовского «Принц Инкогнито», Ксении Букши «Рамка», Ольги Славниковой «Прыжок в длину». Да и «Стален» Юрия Буйды выделяется из этого ряда «исследований жизни и характера» лишь благодаря мастерству рассказчика.
Литература начинает обращаться к конкретной проблематике. Правда, в несколько утрированном, упрощенном виде, как бы подражая типовому западному образцу, в виде произведений о так называемых национальных меньшинствах, гомосексуалистах, больных СПИДом, инвалидах. Большая часть населения России опять оказывается за пределами художественных текстов только потому, что авторов интересуют нетипичные случаи.
Проблема Анны Козловой, Анны Старобинец или получившей недавно премию «Лицей» Кристины Гептинг в том, что они сенсационность, эпатажность, вызов традиции ставят выше чисто художественных задач. Это пластиковые по своему характеру, содержанию тексты, которые легко раскрутить. Но стоит ли их читать?
Будущее за крепкой качественной беллетристикой с самой разнообразной тематикой. За так называемой миддл-литературой. Там есть ощущение жизни, поиск новых тем, ракурсов, героев, необычных ситуаций. Гузель Яхина, Дмитрий Глуховский, Наринэ Абгарян, Валерий Бочков, Анна Матвеева движутся в правильном направлении. Но вот как они это делают… С точки зрения качества книги их оставляют желать лучшего. К тому же нормальные добротные сюжеты по-прежнему отравлены, изуродованы так называемыми вечными вопросами. Для пиара, конечно, сойдет и так. Но здесь и начнется точка расхождения между настоящей книгой и «куклой» для читателя. Пластиковая пустышка, нечто абсолютно неправдоподобное, но сработанное по всем правилам и в соответствии с веяниями современности, не должна раз за разом предлагаться читателю как «лучший роман».
Будущее за книгами о так