Традиции & авангард. Выпуск № 4 - Коллектив авторов. Страница 57


О книге

ад придумал,

он точно

зарегистрирован

на земле…»

Вацлав пишет

Взгляд у Евы – лазурь небесная,

и светла, точно лен, коса.

Вацлав пишет для Евы песенки.

Вацлав с детства любил писать.

Мир, как улей, гудит, встревоженный,

под прицелами острых жал.

Вацлав знает, что стал заложником

двух могущественных держав.

Пусть все чаще и чаще свастикой

от столичных бесед разит,

он займется с утра гимнастикой

и торопится в магазин.

Никому не откажет в помощи,

постарается угодить.

Ева режет на кухне овощи.

Ева скоро должна родить.

Ночью в войлочных тапках стоптанных,

чтобы не разбудить жену,

Вацлав выйдет тайком из комнаты,

сядет письма писать к окну.

Над почтамтом, за старым двориком,

тусклой аурой синий свет.

Вацлав носит сюда по вторникам

невесомый почти конверт.

Смерть ликует: ей обеспечена

перспективная жатва душ.

Вацлав молит, чтоб незамеченным

его шифр попал в Москву.

Вацлав пишет о бреши в панцире,

что войны неизбежен старт,

что страна поклонилась канцлеру

и стирает Россию с карт.

Хрупкий мир начинает рушиться,

ему хватит и пары пуль.

Вацлав смотрит, как небо кружится,

у дверей его ждет патруль.

Черно-красным, не по сценарию,

из груди вырывался дым;

и вскипало на небе зарево

надвигающейся беды…

* * *

В нашей жизни часто бывает кризис,

что её разделяет на «до» и «после».

Масштабируясь сверху, ударит снизу,

незаметно ребенка сделает взрослым.

Тебя встретят по шляпе, аксессуарам,

в деревянных оценят или в зеленых.

В детстве больше встречались: «поделим» и «даром»,

а у взрослых: «проценты», «куплю», «паленый»…

Кризис может заставить вспотеть затылки,

говорит, что впредь будем жить иначе,

не летать на Мальдивы, сдавать бутылки,

пересчитывать зубы, нервы и сдачу.

Кризис в разум внедряется незаметно,

накрывает телик узорной салфеткой,

дотемна не включит в квартире свет и

экономит спички, бумагу, конфеты.

Кризис может заставить слететь с катушек,

каждый день недели считать фатальным,

делать татуировки, тоннели в уши,

строить дом и детей рожать виртуально.

Мне твердят про кризис четыре года:

«Денег нет, но вы там еще держитесь!»

Смех гремит – не отнять его у народа!

Осторожнее! Родину не разозлите!

Мне твердят: «Спасайся! Враги повсюду!

Кризис не одолеть!» Берегите силы.

В три десятка Христа оценил Иуда,

сколько стоит сегодня продать Россию?

Там, где ветер в поле и мать у Кузьки,

кризис послан по адресу, только дальше.

Говорят, коль в мире родился русским,

то тебе никакой больше черт не страшен!

Мария Петровна

Мария Петровна не носит платки и галстуки,

с недалеких времен опасается цвета красного.

Носит нарукавники «по-бухгалтерски»,

на собраниях держится мнения единогласного.

Мария Петровна ходит в столовую с сумочкой

и ватрушки кладёт в пакет полиэтиленовый.

Но звонок на урок вызывает ее из сумрака,

оторвет от стакана белого, однопроцентного.

Каждую третью пятницу каждого месяца

идет к автомату с зеленым прямоугольником,

и ей хочется закричать, зареветь, повеситься,

но дочь по-прежнему замужем за алкоголиком,

и внуки растут… и растут быстрее, чем кажется,

словно долги на розовом крупными буквами.

А по весне на окне зеленеют саженцы,

чтобы стать «своими ягодами да фруктами».

Время горькое, тягучее, как суспензия,

потому что ни на секунду нельзя проштрафиться!

Ей лет восемь назад бы уйти. Но – никак на пенсию…

И Мария Петровна рисует и чертит графики,

пишет планы, отчеты, проекты для эффективности,

платья шьет, вырезает ночами звёздочки.

Ей в своём районе нет равных в результативности:

двенадцать грамот почета лежат на полочке.

С неба падают тайные слоганы от инквизиции:

в крестный ход как можно настойчивей звать родителей…

У Марии Петровны к небу своя петиция,

но закон ею соблюдается неукоснительно:

обеспечить явки! И мнения! И собрания!

Овладеть за две ночи методикой презентации.

У Марии Петровны духовное перегорание,

замещение, продленка, диспансеризация…

Мария Петровна от школы и до магазина

крестный ход завершает, стараясь держаться прямо.

Смотрит в небо и, голову запрокинув, наизусть,

нараспев

читает ему Хайяма.

Наталия Шадурко

Наталия Шадурко родилась в 1982 году в Мариуполе. Автор статей и рассказов, публиковавшихся в том числе в журнале «Детство», газете «Добрая Дорога Детства». В 2019 году вышла книга «#счастьекакдиагноз. Stories». Живёт в Москве.

Два рассказа

Кровь

Моё детство прошло в тихой красивой деревеньке на берегу моря. Деревня – это чересчур, а вот деревенька – самое оно. Высоких домов не было. Все крохотные, какие-то сказочные. Местность удивительная! Вокруг зелено, дворы утопают в цветах! И тут же море плещется. Одним словом, рай на земле.

Был у нас и рынок. Каждую субботу там собирались все жители. Кто-то покупал, а кто-то продавал. Продавали всё: от гвоздей и калош до поросят и коров. Моё же место было там, где рыбой торговали. Мы с отцом ловили тараньку, бычков, и потом я гордо стоял и нахваливал свой улов, обещая, что такой рыбы больше нигде не найти. Да что уж там! В полуметре от меня другой пацан гордо, слово в слово выкрикивал то же самое. И таких нас было человек десять.

Мы смотрели друг на друга с прищуром, исподлобья: мол, говори, говори, да не заговаривайся. И пока мы, юные предприниматели, надрывали глотки, пытаясь продать свой ценный товар, наши отцы стояли возле бочки с пивом, травили анекдоты, посматривали на нас и по-отцовски,

Перейти на страницу: