Позже Чехов писал поэту А. Н. Плещееву: «Уж коли хотите ошеломиться природой и ахнуть, то поезжайте на Кавказ. Минуя курорты вроде Кисловодска, поезжайте по Военно-Грузинской дороге в Тифлис». Удивительно, как позже резко поменялось отношение Чехова к Кисловодску – от откровенного неприятия до искреннего признания.
Поездка на Воды, намеченная в 1889 году, также не состоялась. А жаль: Чехов лишился возможности побывать в Пятигорске на торжественном открытии первого в России памятника М. Ю. Лермонтову.
Снова он вернулся к мысли поехать на Кавказ летом 1896 года. Из Мелихова сообщил: «На Кавказ я собираюсь, но, увы! Должно быть, не попаду южнее Кисловодска». Стремления Чехова понятны – он мечтал своими глазами увидеть «суровый край свободы», надышаться лермонтовским воздухом, вспоминал первую кавказскую поездку: «Впечатления новые, резкие, до того резкие, что все пережитое представляется мне теперь сновидением».
В августе Чехов, наконец, впервые оказался в Кисловодске. В записной книжке появилась скупая строка: «23 августа выехал из Таганрога, Ростов, Нахичевань, в Кисловодск прибыл 24 августа». Этим же числом датирована посланная сестре Марии Павловне открытка: «Я в Кисловодске. Жив и здоров. Вчера был в Нахичевани».
Более подробно узнаем о поездке из его дневника: «Из Таганрога выехал 24 августа. В Ростове ужинал с товарищем по гимназии Львом Волькенштейном, адвокатом, уже имеющим собственный дом и дачу в Кисловодске… В Кисловодске на похоронах генерала И. И. Сафонова встреча с А. И. Чупровым, потом встреча в парке с А. Н. Веселовским, 28-го поездка на охоту с бароном Штейнгелем, ночевал на Бермамуте, холод и сильнейший ветер». С бароном Чехова познакомил Н. Н. Оболонский.
Двоюродному брату Георгию Митрофановичу Чехову он рассказал о своих кисловодских впечатлениях в письме от 12 сентября 1896 года из Феодосии: «Расставшись с тобой, я поужинал с Волькенштейном, потом занял купе и отплыл в Кисловодск. Здесь встретил знакомых, таких же праздных, как я. Ходил два раза в день на музыку, ел шашлык, купался в нарзане, ездил на охоту. В начале сентября погода стала портиться, и я почел за благо удрать». Днем Чехов слушал казачий духовой оркестр, а вечером в верхней «хрустальной раковине» – симфонический оркестр, который вызвал у писателя удивление и восхищение.
Далее, в постскриптуме, Чехов восторженно заметил: «Нарзан – это удивительная штука!» Тут же он и сообщал об общем таганрогском знакомом: «В Кисловодске мельком видел Иорданова, но не успел сказать с ним ни одного слова, так как уехал на охоту».
Из писем и записей Чехова устанавливается круг лиц, с которыми он встречался в Кисловодске. Среди них – видный экономист, публицист, один из идейных руководителей «Русских ведомостей», профессор Московского университета Александр Иванович Чупров, историк литературы Алексей Николаевич Веселовский, старый знакомый писателя – таганрогский городской врач Павел Федорович Иорданов. 25 августа на похоронах генерала И. И. Сафонова Чехов познакомился с его знаменитым сыном – дирижером, пианистом и педагогом Василием Ильичом Сафоновым.
Сохранились всего четыре записные книжки Чехова 1891–1904 годов: 1-я – заметки и нетворческие записи, 2-я и 3-я – деловые, а 4-я – свод неиспользованных материалов. Записные книжки писались для себя, не для читателей, – это своеобразная писательская мастерская, отдел заготовок. На 40-й странице четвертой записной книжки есть несколько строчек, относящихся к кисловодскому периоду. «Гостиница Зиновьева, ресторан Гукасова на Тополевой аллее». Просмотр путеводителей по Кисловодску конца XIX столетия показал, что в этой записи Чехов допустил ошибку. Ресторан Гукасова (точнее, кондитерская) на Тополевой аллее был, а гостиницы Зиновьева нет, была гостиница Леонида Николаевича Зипалова, в которой Чехов жил. Она была построена в центре, на Курортном бульваре, в 1881 году по проекту архитектора В. И. Грозмани. И в прежнем виде сохранилась до наших дней. Подтверждение пребывания в этой гостинице находим в письмах Чехова. Гораздо более важной кажется фраза на той же странице: «Дама с мопсом». Биографы писателя предполагают, что в этой записи – первоначальный замысел рассказа, родившийся в Кисловодске и через три года с блеском воплощенный в «Даме с собачкой». Известно, что Чехов свои рукописи не берег. До нас дошли сравнительно немногие свидетельства его творческого труда, и рукопись «Дамы с собачкой» утеряна, в Литературном музее в Москве хранится только последняя страница черновика.
Записные книжки Чехова – это подлинная творческая лаборатория, столько здесь начатого и незаконченного, столько юмора и тонкой иронии: «Умный любит учиться, а дурак – учить», «Женщины без мужского общества блекнут, а мужчины без женщин глупеют», «Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству», «Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай сам и вникай». Всем известен чеховский афоризм «Краткость – сестра таланта», но краткость – это и определение самой жизни писателя. Малый срок был отпущен Чехову, всего сорок четыре года, и сама его жизнь похожа на роман, сжатый до небольшой повести. Его жизнь – подобие его сочинений, короткая и содержательная, наполненная от начала и до конца.
В записных книжках находим еще один набросок любопытной новеллы: «.. в Кисловодске или другом курорте сошелся с девочкой 22 лет; бледная, искренняя, он пожалел ее и сверх платы положил ей на комод еще 25 руб. и вышел от нее с чувством человека, сделавшего доброе дело. Придя к ней в другой раз, он увидел дорогую пепельницу и папаху, купленные на его 25 руб. – а девочка опять голодна, и щеки втянуты». Жаль, что эта остросоциальная тема не реализована писателем и осталась лишь на листочке записной книжки.
В год приезда Чехова входивший в моду Кисловодск заметно благоустроился, впервые получил воду и электрическое освещение и этим резко отличался от других курортных городов. Возле Нарзанной галереи были выстроены удобные гостиницы владельцев А. Н. Смирнова, С. А. Бештау, В. и Н. Зипаловых. Появились комфортабельные пансионы в районе знаменитой Тополевой аллеи, на Парковой, Курсовой, Въездных улицах, на Воронцовском подъеме. Летний сезон продолжался тогда с 1 июня по 15 сентября. Все население Кисловодской слободы состояло из трех групп, извлекавших доход от посетителей «русского Мерано», как тогда называли Кисловодск. Военная и дворянская группа, владеющая самыми лучшими усадьбами, сдавала внаем свои дачи и особняки по очень высоким ценам. Купцы строили гостиницы,