– Тебя жена Марина, а меня жена Дарина.
– Не слишком ли банально?
– Нет, все должно быть как можно правдоподобней, надо же мне привыкать к роли жены.
– Ой, и мне тоже не мешало бы привыкать к роли жены.
– Хорошо. Тогда пойдем на кухню.
– Зачем? Мужей с работы можно и в зале подождать. Хочешь, мы с тобой мультики посмотрим?
– Нет, так жены мужей не ждут. Пойдем на кухню.
– Ну, раз надо на кухне мужей ждать, то пойдем. Хотя я лучше бы мультики посмотрела.
Пришли мы на кухню. А тетя Марина говорит:
– Может, чайку выпьем?
– Нет, настоящим женам чай пить некогда. Им кормить голодных мужей надо. Где у тебя фартуки – будем ужин готовить.
Достала тетя Марина два фартука: один белый с красными петухами, а другой синенький в белый горошек. Оба фартука новые, видимо, еще ни разу не надевались. Нарядились мы в фартуки – любо-дорого посмотреть.
– Что мужьям голодным готовить будем? – спросила тетя Марина.
– Борщ.
– Борщ? Не слишком ли банально?
– Не банально, а правдоподобно. К тому же мой Пашка борщ любит. Он так вчера на седьмом уроке и сказал: «Все на свете отдал бы за тарелку борща!»
– Ну, если так, то ладно. Борщ так борщ.
Достала тетя Марина большую цветастую кастрюлю из шкафа, поставила ее на незажженную плиту и давай размешивать, стоит, в пустую кастрюлю заглядывает и все приговаривает:
– Хороший борщок! Наваристый!
– Нет, тетя Марина, от такой еды мой Пашка ножки протянет. Надо настоящий борщ варить, а то уйдет мой жених к Пирожковой, она хоть и плохо учится, а готовить умеет. Ты же не хочешь, чтоб мой Пашка к Пирожковой ушел?
– Не хочу! Может, мы твоему Пашке макароны с кетчупом приготовим? Или кашу пшенную в пакетике сварим?
– Тетя, ты хочешь помочь своей племяннице?
– Хочу. Но борщ приготовить все равно не получится, у нас продуктов нет.
– Как это продуктов нет? – сказала я и стала из рюкзака продукты доставать: свеклу среднюю, морковку длинную, картошку молодую, полкочана капусты, луковицу и приправы разные, даже про лавровый лист не забыла.
– Повезло твоему Пашке, ты у нас девушка хозяйственная. Только борщ у нас все равно не получится, потому что… я готовить не умею, – сказала тетя и покраснела.
– Нельзя говорить, пока не попробуешь.
– А я уже пробовала.
– Сколько раз ты пробовала готовить борщ?
– Много раз!
– А точно?
– Если точно, то два. Ну, а если честно, то один. Один раз, – тихо сказала тетя и стала красная, как платок прабабушки.
– А про свой один раз ты лучше, тетя Марина, расскажи старику Эдисону!
– Не буду я об этом никому рассказывать, это секрет мой. И ты, пожалуйста, не выдавай меня.
И тетя Марина рассказала мне свой большой секрет. В седьмом классе она тоже влюбилась, только ее жениха звали не Пашка, а Сережка. А борщ тетя готовила на уроке труда, вместе с учительницей. Тетя внимательно слушала учительницу и очень старалась, потому что Сережка, как и мой Пашка, тоже борщ любил. А когда борщ доварился, и надо было снимать пробу, то позвали мальчишек, в том числе и Сережку. Тетя волновалась, очень ей хотелось угодить возлюбленному своему. Возлюбленный пробу снял и даже добавку попросил, а потом сказал: «А Маринка-то наша влюбилась! Борщ пересолила». Все засмеялись, даже учительница смеялась. С тех пор Сережке борщ готовит Кузнецова, соседка по парте тети Марины, а тетя с тех пор вообще борщ не готовит.
Я же рассказала тете Марине про старика Эдисона, благодаря которому в наших домах появилась электрическая лампочка. Чтобы подбодрить тетю, я сказала, что, прежде чем добиться успеха, старик Эдисон сварил тысячу раз пересоленный борщ, но все равно не сдавался.
– Не знала, что старик Эдисон варил борщ, – удивилась тетя.
– Борщ – это метафора, – объяснила я ей.
– Слишком непоэтичная у тебя, Дарина, метафора.
Тогда я отменила борщ как метафору и превратила его в символ.
– Борщ в нашем случае, тетя Марина, – это символ упорства! Чтобы сделать одну-единственную лампочку, пришлось старику две тысячи опытов провести. Две тысячи! – прокричала я. – И когда журналист спросил, каково это – терпеть неудачу две тысячи раз подряд, пытаясь создать одну лампочку, Эдисон только улыбнулся и сказал, что он отнюдь не ошибался две тысячи раз, а всего лишь обнаружил одну тысячу девятьсот девяносто девять способов, как не следует делать лампочку. А что бы было, тетя Марина, если бы старик Эдисон попробовал один раз, потерпел неудачу и сразу же сдался? Если бы он рассуждал, как ты, мы бы до сих пор при свечах жили.
– Жить при свечах – романтично. Но борщ мы все-таки сварим. Давай ты чисти картошку, а я буду капусту рубить.
Так мы все-таки и сварили борщ. Попробовала его тетя Марина и говорит:
– Хороший борщок получился! Наваристый! Жаль, что мужей у нас голодных нет. Может, Пашку своего позовешь?
– Нет. Он у меня в Брянск на соревнования уехал, – сказала я и на балкон пошла.
– Ты куда собралась?
– Мужей голодных искать. Здравствуйте, дядя Виталик. Вы с работы?
– С работы, – ответил дядя Виталик.
– Проголодались, наверное?
– Проголодался. Все бы отдал, чтоб тарелочку борща съесть.
– А мы тут как раз с тетей Мариной в жен играем, борщ приготовили, а на роль голодных мужей никого нет. Может, вы хотите нашим голодным мужем побыть?
Смотрю – дядя Виталик от такого предложения как-то растерялся, а тетя Марина на кухне стоит и руками мне размахивает, чтобы я прекратила.
– Если тетя Марина не против, то я согласен побыть голодным мужем. Аппетит у меня хороший. Борщ я люблю.
– О таком муже можно только мечтать. Приходите к нам ужинать. Только у нас к борщу сметаны нет.
– Ну, сметану я, как голодный муж, беру на себя. Сейчас только в магазин зайду и сразу к вам.
Тетя Марина вначале ругать меня начала:
– Как тебе не стыдно незнакомых людей в дом приглашать?
Ругается и в то же время прихорашивается: фартук сняла, парадную блузку надела, волосы распустила.
– Как это незнакомых? Еще как знакомых. Это же дядя Виталик. Он мне недавно велосипед починил, – оправдываюсь я и в то же время тарелки красивые из шкафа достаю.
– То, что он тебе велосипед починил, еще ничего не значит. Может, он серийный убийца или, того хуже, маньяк! – продолжает тетя, а сама губы зачем-то красит.
Кто же ест борщ с накрашенными губами?
– Дядя Виталик не маньяк и не убийца. Он в институте философию преподает, – говорю я