Российский колокол № 7-8 2020 - Коллектив авторов. Страница 31


О книге

Всем, кто растоптан и унижен,

Отвергнут миром до поры,

Есть утешенье в том, что ближе

Дойти до Бога с той горы.

27 июня 2020 г.

«Я не сплю и жду распада…»

Я не сплю и жду распада.

Взгляд прикован мой к часам.

Кто-то мне привет из ада

Посылает по ночам!

Кто туда ушёл за солью,

Пересёк земной предел

И своей нездешней болью

Поделиться захотел.

Знаю точно, что в четыре,

В пять и даже в шесть утра,

Несомненно, что-то в мире

Переделывать пора.

27 июня 2020 г.

«И когда ты себя исчерпал…»

И когда ты себя исчерпал

И уже всё не будет как прежде,

Возвращаясь к началу начал,

Из последней и робкой надежды,

Подводящей последний итог,

У тебя появляется Бог!

Непонятный людскому уму,

Он стоял за невидимой шторой.

Оказалось, ты нужен Ему!

В этой жизни туманной, в которой

Ты бродил по углам как слепой.

Он всё время был рядом с тобой!

Ты у мира уже не в чести.

Ходишь тенью немого укора.

Всё отдать, чтоб Его обрести –

Непременная часть договора.

Владимир Шабаев

Владимир Ильич Шабаев родился в 1950 году в Ростовской области. Окончил исторический факультет Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского, двадцать семь лет отдал службе в армии. Публиковался в журнале «На боевом посту», «Волга – XXI век», альманахе «Саратов литературный», в издании «Роман-журнал XXI век», в коллективном сборнике «На страже Родины стоим». Автор поэтических сборников «Казачья кровь», «В тени дубрав» и книги прозы «Но слово было дано…». Лауреат литературной премии имени Н. Е. Палькина. Член Союза писателей России.

Живёт в Саратове.

Но слово было дано…

Часть 1. Проверка «паровозом»

Дождь не прекращался ни на минуту. Он шёл вторую неделю, и жители столицы уже смирились с ним и относились к нему с той долей обычного безразличия, с каким все мы относимся к тому, что неизбежно должно произойти. Порою уже не верилось, что когда-нибудь с небосвода вновь улыбнётся солнце и исчезнут и эта слякоть, и этот холод, и этот дождь. Он был такой густой и мелкий, что походил скорее на туман. Из вагона мне было видно, как ветер гнал его в свете фонарей вдоль перрона огромными волнами и пассажирский состав, стоящий на соседнем пути, тонул в облаках водяной пыли. Какой унылый вид! Я задёрнул занавеску.

До отправления поезда оставалось двадцать минут. Я ехал в Саратов по делам фирмы. Багаж мой состоял из пакета с продуктами и небольшой спортивной сумки. В ней вместе с вещами и тетрадью, в которую я заносил свои дорожные впечатления и рассказы попутчиков в надежде, что они пригодятся мне в дальнейшем на писательском поприще, лежала фляжка с коньяком: был конец сентября, ночи стояли холодные, да и мало ли какая оказия может случиться в дороге.

Я был в купе один. Переговоры в Саратове предстояли сложные, и я в который раз пытался просчитать заранее все возможные варианты. Размышления мои прервал толчок, и я понял, что мы едем. Дверь в купе с шумом открылась, и вошёл мужчина лет шестидесяти, крепкого телосложения. Капюшон его плаща был откинут назад. Высокий лоб и открытый доброжелательный взгляд придавали его лицу мягкость и благородство. Лицо и усы его были мокрыми от дождя, но в глазах светились радость и молодой задор. Прямая спина и уверенность, с которой он держался, выдавали в нём бывшего военного.

– Ну и погода! Это же просто сказка! – с восхищением произнёс он, поздоровавшись и поставив на пол чемодан.

Я не разделял его восторга и отвечал, что хуже погоды невозможно себе представить.

– Ну что вы, – улыбнулся он, – после такого дождя обязательно пойдут опята! Вы не любите собирать грибы? А я, знаете, обожаю эту тихую охоту.

Он протянул мне руку:

– Будем знакомы, Алексей Иванович.

Я назвал себя. Пришла проводница с постельным бельём. Мы заказали чаю.

– Как вы смотрите на то, чтобы заморить червячка? – спросил мой попутчик и, не дожидаясь ответа, стал выкладывать на столик свои съестные припасы. – Вы знаете, порою сам себе удивляюсь, – продолжал он, – стоит мне оказаться в поезде – я тут же усаживаюсь есть, причём ел я перед этим или нет, не имеет никакого значения. Особенно обожаю копчёную колбасу.

Он назвал один из сортов и стал аппетитно рассказывать о её достоинствах. Я так заслушался, что опомнился лишь тогда, когда содержимое моего пакета оказалось на столике.

– А в купе у нас довольно прохладно, – пожелав мне приятного аппетита, заметил он.

Чтобы согреться, я предложил ему коньяку. Едва мы закусили, он настоял, чтобы я убрал фляжку.

– Вы уж меня извините, я выпил, чтобы согреться, а пить просто так, да ещё в дороге – это баловство, – улыбнулся он. Что-то по-детски чистое и беззащитное промелькнуло в его улыбке.

Мой попутчик ехал в Саратов повидать друга. Мы разговорились.

– Вы бывший военный, – сказал я, – и закончили службу полковником.

– Подполковником, – без тени самодовольства, что я принял его за полковника, отвечал он.

– А ваш друг?

Он достал фотографию и протянул мне.

– Угадайте.

Это был мужчина примерно одного возраста с ним. Гражданский костюм, сидевший на нём безукоризненно, едва ли мог сбить меня с толку. Умное лицо, внимательный взгляд, твёрдо сжатые губы, волевой подбородок – всё решительно указывало на то, что в прошлом этот человек командовал людьми и имел над ними большую власть.

– Трудно сказать, – произнёс я, возвращая фото. – Но что он был старшим офицером, нет никакого сомнения.

– Вы не ошибаетесь?

– Я за это ручаюсь.

Я действительно был в этом абсолютно уверен.

– Он был старшиной роты и уволился в запас в звании старшего прапорщика, – пряча фотографию, сказал мой попутчик. – К слову сказать, некоторое время он был и моим старшиной.

– Старшина в армии – фигура заметная, – сказал я, вспомнив старшину из сериала «Солдаты», и невольно улыбнулся.

– Это был настоящий старшина, – пропустив мимо ушей моё замечание, продолжал он, – и многие, кто знал его по службе,

Перейти на страницу: