Жаль, в брежневские времена остро не хватало общественной дискуссии.
Почитал и кинулся в уличный водоворот. Одно из обязательных мест воскресных посещений – городская библиотека. Сдал томик «А друзья остаются». Непрожеванные куски стихотворений затрудняли дыхание. Так бывает с обедом – ешь торопливо, не запиваешь, и горло под угрозой завала продуктами питания: кашляешь от гнева, кто-то с размаху бьет по спине, краснеешь, потому что пронзает боль и выдуманный страх. Жадность – ужас. От жадности сам не свой. Не надо быть прожорливым и всеядным! Давишься от собственной жабы – мученический читатель. Еще две книги отправил в библиотеку.
Вышел на улицу Московскую, а затем на проспект Карла Маркса. Встречаю супружескую пару Орлянских: Олега – университетского преподавателя физики, и Светлану – учителя астрономии в средней школе № 120. Светлана учила мой класс понимать язык планет и звезд. Олег привел меня, четырнадцатилетнего, в клуб любителей фантастики при Союзе писателей, которым рулил Александр Кочетков – будущий секретарь Леонида Кучмы. Олег и Светлана – творческая интеллигенция. У них резонный вопрос в духе рыночного перелома, повергшего многих на самое дно бытия:
– Сейчас все газеты продажные. Куда ты, далекий от политической конъюнктуры авангардист, пойдешь работать? Сформулировали неточно. Не называю себя авангардистом. Определяю другим словом – сопротивленец. Арсенал творческих стилей сопротивления разный – авангардный или классический, традиционный или экспериментальный… Зависит от конкретного периода. Бороться можно и нужно всегда – человеческий организм не должен загнивать. С какими газетами сотрудничать – покажет время. Надо подчеркнуть первое в моем направлении – антикапитализм, дальше по ситуации. Второе – русский язык, пространство идентификации, ощущение корней не должно исчезать, сужаться или падать в мимикрию; наоборот должно развиваться, расширяться, порождать широкий охват мыслительного влияния.
Да, признаться, своим вопросом Орлянские застали меня врасплох. Подстраиваться под гнилой и убийственный капитализм я не намерен, а механизмы борьбы с ним выстраиваются только сейчас, на исходе тысячелетия, на территории СССР – осмысленного фронта, к сожалению, еще не видно.
Читальный зал городской библиотеки. Вчитался в исследование о незавидной жизни Велимира Хлебникова в начале 1920 года. Друзья вытащили его из психиатрической лечебницы и поселили в дом, из окон которого поэт наблюдал безжалостные сцены гражданского усмирения: из них выкристаллизовалась поэма «Председатель чеки». У Велимира диагностировали биполярное расстройство. Порой он безоговорочно одобрял действия красной власти, а то, по словам автора исследования, испытывал издевательские – аллергические – реакции на происходящее, захлебывался ими перед смертью.
11. В троллейбусе
И не подумаешь, что дата особая – 23 февраля. О Дне защитника Отечества не скажет ни плакат на стене, ни мятый листок – советские праздники затираются, и только инерция в народе продлевает им жизнь.
Утром в главном корпусе, стоящем на входе в парк, я по привычке развесил объявления о «Гипсовом саде». Не слишком ли поздно? Послезавтра увидим, как афиша подействует. Интерес к современным писателям не просматривается в лицах студентов. Читают они по программе: шаг вправо или влево от нее представляется лишним.
Система высшего образования дистанцировалась и от народа: кто ее выпускники? Она в стадии перехода на европейские стандарты, которые опять-таки не перекликаются с традициями советскими.
Неудивительно, что и литературная студия на переломе учебных дел видится пережитком: на Западе университеты поддерживают поэтов, на Украине, в Днепропетровске им ноль внимания.
Переименовали Днепропетровский государственный университет (ДГУ) в ДНУ (национальный университет), вот и пошли ко ДНУ, оказались на самом дне, эстетическом и этическом. Подзаголовок изменили, от прежнего названия – «300 лет воссоединения Украины с Россией» – отказались, а в противовес историческому имени поставили литературное имя Олеся Гончара. Тут писатель Гончар играет роль динамита – взрывает системный мир высокоорганизованного места, пуская его под откос в логику распада и разрыва связей.
Общался с Натальей Акиньшиной. Она похвалилась, что успешно справилась с поручением декана Владимира Демченко.
– Какое у тебя было поручение?
Промолчала. Вот интересно: а я бы с ним справился? Было бы здорово по заданию Демченко оживить – вдохнуть энергию в проект студенческой газеты факультета систем и средств массовой коммуникации, она последние годы в спячке. На заре девяностых ее редактировал Павел Динец, затем по эстафете она передавалась младшим курсам, кто-то не успел ее схватить. Мог бы взяться за «Студкейс», но, боюсь, вмешается политика – установка на поддержку европейского вектора Украины. Не хочется свиристеть в русофобскую дудку и лить воду на мельницу врагов. Почему другие не берутся? Причина проста – студентов накрыла волна лени, равнодушия и наплевизма.
Сдал книгу Шамиссо в университетскую библиотеку, и почему-то испортилось настроение. Жаль было с книгой прощаться? Пошел на ленту о мове. Воспринимал украинский язык с агрессией: какие только не озвучивались вредные мысли о злых коммунистах и голодоморе – сколько можно травить пропагандистскую ересь? Берется одна из книг, изданных на деньги канадской диаспоры, насаждается в сознание будущих журналистов. Ложные зерна прорастают антисоветскими сюжетами ТВ, газетными и журнальными поливами, радиотеррором – этого всего не хочется видеть и слышать за версту.
Занятия прошли. Меня заждались городские дороги в сторону Левого берега. В индустриальной библиотеке я оставил давние «Огоньки», а оттуда сократил пару кварталов к улице Осенней. Зашел в квартиру Разумного. Обсудили «Стихотворения и поэмы» Андрея Поспелова.
Александр Разумный протянул мне газеты «Теленеделя» и «Парк юмора». Дома просмотрел – макулатура и дрянь. Уж лучше бы сразу отдать на растопку в село, чем различать буквы – ни малейшего смыслового узора от чтения и близко не возникло: сумбур, а не музыка. Тираж приличный – люди покупают за неимением лучшего. Заглаживают мозговые извилины в потоке развлечений.
Разумный говорил вполне разумные вещи, как-никак – заочный выпускник Московского литературного института. Он располагал редкими сведениями. К примеру, позвал в литературный салон Людмилы Селищевой на следующий день.
День заканчивался. И вспомнился утренний троллейбус, в котором я встретил знакомого журналиста Тимура Шаврова, еще трезвого. В вечернем троллейбусе – пьяная молодежь и наравне с ней – персонаж по прозвищу Гоголь. Он неутомимый путешественник, популяризатор рок-музыки. Проехался по Советскому Союзу с ветерком любопытных знакомств, дружил с роковыми музыкантами, закупал по бросовым ценам товар для ценителей жанра и до поры до времени не отставал от понимания мировых процессов. Только сейчас у него красный нос, язык вяло шевелится