Саныч. Ну что, летун? Научил?
Серега. Ну почти что. Где-то от земли он отрывался. По-моему. Но не понимает чего-то…
Саныч. Лентяй ты потому что. Надо так учить – поднимаешь, высоко-высоко взлетаешь и отпускаешь. Ему все равно ничего не будет. Давай, иди к нему, а то он что-то совсем загрустил. А я покричу. Так! Ну, быстрее давай! Вася, ты его больше не слушай, ты меня слушай. Держись за него. Серега, давай, взлетай уже. Да не тяжелый он! Все в порядке! Ну, напрягись! Так, взлетай! Выше, выше! Еще… Так, стоп, хватит! Отпускай! Чего? Не можешь? Ах, он? Вася, отпусти его! Вася, отпускай! Вася, пожалуйста! Серега, да держись ты! Да не тяжелый он! Сережа, держись. Держись, Сережа! Вася, руки разожми, пожалуйста. Сережа, держ… Эх, Сережа, Сережа…
Улетает.
РАЗГОВОРЫ
Маруся. Тетя Таня, а что такое любовь?
Тетя Таня. Любовь… Любовь – это когда другому человеку хорошо от того, что тебе хорошо.
Маруся. А ты на Свободе любила кого-нибудь?
Тетя Таня. Любила. Очень.
Маруся. Мужчину?
Тетя Таня. Мужчину. Да еще какого мужчину. Всем мужчинам был мужчина. Любила его – страсть как!
Маруся. Храбрый? Честный? Добрый?
Тетя Таня. Очень храбрый. Очень честный. И очень добрый. Мы все его очень любили.
Маруся. Как это – все?
Тетя Таня. Ну, с подружками соберемся, бывало, смотрим на его портрет и очень нам хорошо. У нас его портрет на столике прямо в общежитии стоял.
Маруся. А он кого любил?
Тетя Таня. Он жену свою любил.
Маруся. Так он женатый был?
Тетя Таня. Всю жизнь.
Маруся. Так он же вас любил? Получается – он жене изменял?
Тетя Таня. Не изменял. Он нас просто любил.
Маруся. Так это разве не измена – кого-то другого любить?
Тетя Таня. Не знаю. Он много кого любил. Жаль, со Свободы рано ушел.
Маруся. А звали его как?
Тетя Таня. Ленин.
Маруся. Молодой был?
Тетя Таня. Да нет. Но он и после того, как ушел, нас любить не перестал. С портрета смотрел и любил.
Маруся. Подвиги какие-то совершал?
Тетя Таня. Конечно! Он мастер на все руки был. И плотник, и электрик, и поэт. Художником был замечательным. Вот мы его и любили.
Маруся. Погоди, а муж у тебя был? Мужа ты разве не любила?
Тетя Таня. Это, Маруся, не любовью называется. Это как-то по-другому называется.
Маруся. А как называется?
Тетя Таня. Нету этому названия. Говорят, что это тоже любовь, но никакая это не любовь. Это другое что-то… Погоди, так ведь и у тебя жених был.
Маруся. Дак я замужем побыть-то и не успела. Ходил мимо окошка красивый какой-то мужчина. А я ему из окошка подмигивала. Ну вроде как жених и был. А потом, когда мои родители нам жениться не разрешили, он ночью меня в овин вывел и ножиком очень больно пырнул. До смерти.
Тетя Таня. За что?
Маруся. Любил сильно, наверное, или, как ты сказала, по-другому которое называется… И не хотел, чтобы меня кто-то другой любил. Ты же сама сказала – любить, это хотеть, чтобы человеку хорошо было.
Тетя Таня. Вот глупая. А тебе разве от этого хорошо?
Маруся. Ну мне же сейчас тут хорошо. Значит, он хотел, чтобы мне было хорошо.
Тетя Таня. Глупая, глупая ты, Маруська. Узнать-то ничего толком и не успела. Никогда тебе лучше, чем там, не будет. Там Свобода.
Маруся. А что такое – эта Свобода?
Тетя Таня. Не знаю. Есть такие слова, которые словами не объяснить. И специального слова для этих слов тоже не придумать.
––
Вася. Саныч, я ничего не понимаю.
Саныч. Ну давай погутарим, летун. Что непонятно?
Вася. Ну ничего же не изменилось. Крылья есть, конечно, но тут же все, как и было. Дом как дом, деревня как деревня. Кажется, что пройти километров пять – будет автобусная остановка. И до райцентра.
Саныч. Вот уже неправильно. Какой может быть у рая центр? У рая нет центра. А ты – райцентр… И автобусов у нас нет.
Вася. Ну я ж не в этом смысле. Я к тому, что тут все, как там, на земле…
Саныч. На Свободе.
Вася. На Свободе. Ну ничего ж не поменялось. Дом обычный, лавка, дрова рубим…
Саныч. Тебе не нравится?
Вася. Нравится. Но куда жить-то? Вот на земле… на Свободе то есть, было понятно – живешь, работаешь. И понимаешь – рано или поздно что-то еще будет…
Саныч. Вот поэтому мы то, что на земле было, Свободой и называем. Здесь же тоже земля. Хорошая земля. Плодородная. Только на той земле ты чего-то ждал, а тут не ждешь. Или не знаешь, чего ждать. Я на народ здешний смотрел – может, произойдет что-нибудь с кем-то. А не происходит. Вот с тех пор и живу. Летаю туда-сюда.
Вася. А как это получается у тебя, Саныч?
Саныч. Не знаю. Хочу – и летаю.
Вася. А у меня не получится?
Саныч. Ты крыльями двигать сначала научись, а там посмотрим.
Вася. А убежать отсюда нельзя?
Саныч. Куда убежать?
Вася. Куда-нибудь.
Саныч. Куда хочешь – туда и убегай. Тут места много.
Вася. Нет, а на Свободу?
Саныч. Нельзя.
Вася. А ты пробовал?
Саныч. А как попробовать? Куда? Тут над головой такое же небо. А за ним такой же космос – огромный, большой. Был тут один товарищ. Все не устраивало его тут. Собрал толпу народа, говорит: «Я понял! Мы на другой планете! Я – бывший астроном – выведу вас на Свободу через небо, по звездам. Кто со мной?» Много народу с ним подорвалось. Собрались, еды какой-то запасли – и в небо.
Вася. Долетели?
Саныч. Долго лететь-то было. Холодно там – это во-первых. Еда закончилась – это во-вторых. Хоть ангел умереть и не может, а в голоде да холоде по космосу лететь – это, знаешь, долго не выдержишь. Некоторые, как в космосе оказались, сразу же обратно развернулись. Страшно там, темно. И в ушах звук этот все время… Ну да ладно. Остальные дальше полетели. Через некоторое время еще часть откололась. Вернулись. А те, кто остались, дальше полетели.
Вася. Долетели?
Саныч. Не думаю. Свобода – она же не в космосе. Она там, где тебе да мне уже никогда не побывать.
Вася. Так что же, те ангелы в космосе теперь летают?
Саныч. Летают, наверное. Если в рассудке еще остались. Ангел – он ведь тож не железный, рассудком вполне может повредиться.