— Вот как? Последний момент — это когда? Вы сказали, что в последний момент Запад одумался и принялся их сдерживать.
— Вы про начало Предвойны? Сто седьмой год.
— А вы прибыли…
— Сто шестнадцатый.
— Так это серьезный интервал. Ядерная война длительностью в одиннадцать лет?
— Предвойна началась как конвенциональная. По большей части всем гражданским вообще дела не было. Жили как жили. Потом в одиннадцатом году пошли первые бомбы.
— Куда их сбросили?
— Да это там, в Индонезии. Джунгли да плацдармы. Вообще ничего особенного, разговоров больше было. У вас вообще так к этому относятся, что удивляешься просто. Вот когда Война началась, то это прочувствовали все, даже те, кто был в безопасности. Стресс, депрессия.
— Это когда было?
— В сто тринадцатом. Пятое сентября. Но это не как в ваших фильмах. «Терминатора», кстати, у и нас еще помнят. Это классика.
— И что, вы вот так прожили все эти годы в условиях ядерной войны?
— Ну как видите. Я же говорю это не та война, какую представляют у вас.»
Далее ОООНовец принялся рассказывать миллиардеру, олигарху, как его там называли, подробности постсоветских конфликтов, имевших место в те, уже не такие близкие девяностые годы двадцать первого века. Началась какая-то нудятина.
Внезапно раздался стук, надо думать, ладони по борту машины.
Драгович оторвался от чтива и огляделся.
Справа, в окне стояла эта Ландскрихт. Создалось такое впечатление, что она перед этим подкралась, но это впечатление, понятное дело, возникло оттого, что Драгович был занят увлекшим его трэшовым чтением.
— Она тоже в автобус хочет что ли как мы? — проговорил «Мексиканец», уже направлявшийся к двери, — Или они там уже так быстро управились?
Ландскрихт оказалась не одна — поодаль стояла Лизетт.
— А у меня для вас задание, господа, — объявила Ландскрихт, когда «Мексиканец», наконец, распахнул дверь.
— Какое задание, Мадам? — с вежливым недоумением спросил «Мексиканец».
Было понятно, что ничего делать он не хотел. Драгович же, увидевший, что тут еще и Лизетт, испытывал куда большую готовность, отложил книжку и уже тянулся к ручке двери.
— Мы решили, что будет быстрее, если группа разделится — мистер Уоллинз займется основной частью, а мы сейчас выберем несколько домов и кое-что там поснимаем. Как будто Лизетт вместе с вами заходит в несколько случайно выбранных домов и ищет подходящие сюжеты и людей. Ну а вы нас сопроводите. Район ведь незнакомый. Для нас незнакомый.
— То есть это будет не по-настоящему? Я про ваши съемки, — довольно резонно спросил в ответ «Мексиканец».
— Ну в какой-то мере да, но разве это что-то меняет?
— Действительно, ничего не меняет, — вступился Драгович. — Вы как бы снимаете фильм о фильме? Что было за кадром? Я слышал про такой прием. Я не против сам попасть в видео, — на всякий случай добавил он.
«Мексиканец» глянул на Драговича, затем медленно выдохнул и потянулся обратно в салон за автоматом.
Драгович был бы не прочь пойти и один, но «Мексиканец», очевидно не хотел выглядеть совсем обнаглевшим и ленящимся выйти для сопровождения. Вообще трущобы не являли собой какой-то уж совсем дремучий рассадник криминала и прочих опасностей. Соображение скорее состояло в другом — завидев аж двоих вооруженных служащих, особенно спецкорпус, вся шваль вроде пьянчуг и прочих прибацнутых просто тихо рассредоточится по своим темным углам и не будет светиться в поле зрения, дополнительно компрометируя многострадальный район. Хватило бы и одного Драговича, но «Мексиканцу» как было сказано, не хотелось выглядеть безучастным к делу. Самым предпочтительным для него было бы если бы вообще никто никуда не пошел.
— Это не будет фильм о фильме. Скорее, дополнительные материалы, — начала Ландскрихт, оборачиваясь на ходу. — В этих материалах, которые мы отснимем, мы покажем все без прикрас.
— Да мы это уже поняли, мадам, — ответил «Мексиканец». — Только если все будет совсем плохо… Вы знаете, что все будет нужно согласовывать?
— Про цензуру мы знаем, — ответила Ландскрихт и направилась вглубь квартала по узкой улочке, шедшей параллельно бульвару.
— Вы можете разговаривать на русском? — обратился Драгович к шедшей позади Лизетт.
— К сожалению нет, — ответила та. — Голосовой переводчик конечно решает эту проблему, но для наших съемок не это годится. Так не делают. Хорошо, что Халдорис согласилась переводить. Я имею ввиду переводить мои слова местным.
— Я тоже могу, если понадобится, — ответил Драгович. — Вообще вы наших людей недооцениваете — у нас многие пользуются переводом. Иностранцев здесь, в городе довольно много. А, кстати, вы откуда?
— Франция, Париж.
— Здорово! А как вы думаете, я откуда?
— Отсюда, разве нет?
— А вот и не угадали. Я из Сербии сюда приехал. В прошлом году, в конце лета.
— Вы суперфедералист?
Наверняка она понимала, что он обычный уклонист, но, очевидно, решила сгладить эту неловкую деталь.
— Нет, я приехал сюда потому что здесь… Я раньше работал в полиции, а здесь была большая потребность в кадрах… Иностранных кадрах, вы же знаете, сколько здесь мигрантов. Кстати, те суперфедералисты, что известны у нас, в Европе, здесь полнейшие чужаки. Вы это знали? Я когда сюда приехал, сильно удивился.
— Удивительно, как так? Они вроде бы про свою принадлежность к SSSF всегда говорят. Кто-то выходец отсюда, кто-то жил или живет здесь.
— Это все вранье. Как вам еще здесь про это не рассказали?
— Да как-то не затрагивали эту тему. Теперь буду знать.
Когда прошли примерно сотню метров и теперь шли по улице, пролегавшей впараллель бульвару, Ландскрихт указала на контейнерный дом, во дворе которого было навалено досок-дров и какого-то барахла больше обычного.
— Хотите посмотреть кто там? — спросил Драгович. — Ладно, сейчас все будет.
Он двинулся к калитке и вскоре оказался перед неряшливо обитой утеплителем дверью, в которую принялся что есть силы тарабанить кулаком. «Мексиканец» стоял позади и без особой заинтересованности наблюдал за происходящим.
Дверь с гулким скрежетом распахнулась и на пороге показался заспанный мужик в теплых штанах и не полостью застегнутой рубахе, из-под которой виднелось здоровое пузо.
— Лейтенант Драгович, корпус народной милиции, — представился Драгович.
— А в чем дело, товарищ офицер? — недоуменно спросил несколько ошарашенный мужик.
— Застегнись для начала.
Мужик оглядел стоявших позади за Драговичем и, вроде бы послушно, стал приводить себя в какой-никакой порядок.
— Телевидение снимает сюжет, — начал Драгович. — иностранное телевидение, — поспешил добавить он, потому что не было бы большим сюрпризом, если бы мужик пожелал послать местных телевизионщиков куда подальше невзирая на двоих офицеров.
Мадамз хотят снять сюжет про меня