Где-то там, за пределами Праха, за пределами Ариан, были Риан, Тристен, мать и отец Персеваль. Где-то там была пещера с летучими мышами и некромант, охраняющий долину мертвецов.
Где-то там были корабельные рыбы, порхающие по тем коридорам, где нет силы тяжести. Там были ангелы-кинжалы и лживые речи, мягкие, словно сон.
Персеваль ненавидела то, как устроен мир. Она ненавидела то, ради чего его построили. Она жалела о том, что не может найти строителей и обменяться с ними парой ласковых. Что бы ни делали они именем Господа, сердца у них были злые.
Что бы ни думали они о воле Бога, этот мир наполнен людьми и существами, которые не должны умирать за грехи отцов – подобной кары они не заслужили. Персеваль открыла глаза, посмотрела прямо на Праха, на его серебристый жилет, который стал персиковым в свете умирающих звезд, и опустила руки.
Существа, которые не заслужили того, чтобы умереть за грехи своих отцов. И горстка тех, которые заслужили, подумала она.
Мир существует, а согласна ли Персеваль с его планом или нет, неважно. Мир больше ее. И у него такое же право на жизнь. А если ей не нравится, как устроен мир, то завтра настанет новый день.
Она повернулась к Праху, который стоял за ее плечом – ниже ее на полголовы.
– Сними принуждение, – сказала она.
– Любимая…
– Сними принуждение, и тогда я буду драться за тебя. Отдай мне свободу моего сердца, Иаков Прах, и тогда я исполню твою просьбу.
– Я бы отпустил тебе грехи. Я бы поглотил твои преступления.
– Верни мне мой мозг. Убери своих паразитов, и тогда, черт побери, я буду твоим капитаном, Иаков Прах.
– Крыло останется, – сказал он. – Распутать вас теперь уже невозможно, а у Ариан есть доспехи и антимеч, так что защита тебе понадобится.
По коже Персеваль побежали мурашки, но она кивнула.
– Ладно, – сказала она. – Если только вы с ним уберетесь ко всем чертям.
– Значит, компромисс. Все будет так, как тебе угодно, – сказал он и, прежде чем она закрыла глаза, поцеловал ее в щеку.
Отстранившись, Персеваль горько улыбнулась и посмотрела на свои руки. Паутина прилипла к костяшке и большому пальцу. Она засунула руку в рот, но у паутины был вкус песка и пыли.
– Скорее, Прах, – сказала Персеваль. – Твой враг лезет сюда.
27
Черное милосердие
Все, кто несли любовь в сердцах,
Все после смерти – только прах!
Одежда Риан была переработана, но ее личные вещи почистили и отправили на хранение.
Она расписалась за них, после чего у нее взяли отпечаток сетчатки и большого пальца. Все содержимое ее рюкзака было на месте, но, кроме сливы, Риан ничего не взяла. Кейтлин, которая была более-менее ее размера, одела ее в более прочную одежду, а одеяло здесь ей не требовалось. Она проверила слегка помятую сливу на избыточную радиацию: и ее симбионт, и герой Ынг заверили ее, что излучение в пределах нормы.
Риан положила сливу в карман, выбросила остальное и за десять минут заполнила все анкеты, чтобы выделенный ей на время шкафчик вернулся в общее пользование.
Затем, экипировавшись, она пошла искать Тристена и своего отца. И, кстати, Кейтлин Конн.
Те же самые полосы, которые привели ее в отдел забытого багажа, направили ее к воротам шлюза. Она прошла по оживленным улицам и по крытым коридорам – и каждый инженер, который шагал рядом, был выше и ярче ее. Риан подумала, что могла бы исчезнуть здесь, и эта мысль показалась ей привлекательной.
Она скучала по тем временам, когда была плебейкой среди других плебеев. Даже если на самом деле это было не так.
Риан надеялась, что другие приготовят для нее рюкзак, снаряжение, и все, что необходимо для долгого пути во Власть. Ей совсем не хотелось провести еще один забег по залу Крупицы. Она не думала, что им удалось бы его повторить; они ни за что не выживут, если в конечной точке их не будет ждать медицинская помощь.
Гэвин еще никак бы не успел выполнить поручение и вернуться, и это печалило и радовало Риан одновременно. Ей не хватало его веса на ее плече, его сарказма. Но она не могла ему доверять. Но, хотя с ними и будет сам Самаэль, ее совсем не утешала мысль о том, что Гэвин где-то далеко.
Быть может, лучше рука, чем кошачья лапа?
Нет, конечно, нет. Риан знала почему.
Гэвин ей нравился.
Риан была противна мысль о том, что ей придется постоянно остерегаться его. Она хотела сохранить иллюзию дружбы.
И ведь сама Риан тоже существо Самаэля, верно? Как и весь Двигатель. И она служила монстрам раньше – более жутким монстрам, чем Самаэль, который, в конце концов, – всего лишь Ангел смерти.
«Ну, – сказала Риан себе, – если ты выживешь, то вы оба будете под контролем одного и того же зверя, и тогда у вас будет время на то, чтобы от души поругаться друг с другом».
Если Гэвин захочет иметь с ней что-то общее.
Она могла бы снова стать служанкой. «Ты смиришься с ролью служанки», – твердо сказала себе Риан.
Ей просто придется это сделать.
Но она была рада, что у нее есть иллюзия свободы. У принцесс есть приключения. На войне принцесса – ценный трофей. Принцессы должны сражаться с чудовищами, чтобы выжить, и чудовища неизбежно побеждают – если не то чудовище, против которого ты воевала, то чудовище, которому ты служишь.
Или чудовище, которым ты стала.
Вот только, подумала Риан, единственное место в этом мире, подходящее для принцесс, недоступно, и все сводится к одному важному вопросу: что лучше – стать монстром или служанкой зверя? Она подумала о Гэвине. Она подумала о Самаэле и Прахе и о крыльях-паразитах. Ей показалось, что она знает, какое чудовище она бы предпочла.
Обходя пешеходов, Риан успокаивала себя, думая о том, что Бенедик и Кейтлин верят в нее. Они оба ни в малейшей степени не возражали против того, чтобы она пошла к шкафчикам без сопровождения.
Доверие ей льстило. В ее голове крутилась мерзкая, подлая мыслишка о том, что им на нее плевать, но на самом деле это было не так. И для Кейтлин она не только временная замена Персеваль.
И все же, когда Риан снова присоединилась к ним и Тристену – у