Нин Хао громко рассмеялась:
– Шарлатанство! Раскрываете дела с помощью психологических консультаций и толкования снов?!
– В нас хранится слишком много тайн, которые нельзя описать сухими словами, и, конечно, я не стал бы обвинять вас без оснований, у меня есть доказательства!
Чэн Ю раскрыл перед Нин Хао страницу с напечатанными на ней цифрами и негромко сказал:
– Взгляните, это IP-адрес, который использовался при регистрации в блоге. Я уже проверил ваш адрес через своего одноклассника, который работает в полиции, и ваш IP в точности совпадает с ним!
Нин Хао вспомнила, как Чэн Ю интересовался ее домашним адресом. Оказывается, тогда он уже начал исключать людей из списка подозреваемых.
– Прекратите! Вы неплохо пошпионили за мной! – раздраженно сказала Нин Хао. – А скажите мне, почему я должна была угрожать Сяо Сяо, причинять ей вред? Может быть, она сама виновата?!
Гнев. Ее укололи в больную точку – и в сердце вспыхнул гнев, укололи в больную точку – и оголились шрамы.
Чэн Ю твердо сказал:
– Нин Хао, я изучил весь ваш жизненный путь, вашу семью, ваше воспитание, ваши травмы – я хочу задать всего один вопрос: почему вы так близко к сердцу принимаете неудачи Сяо Сяо? Почему вы не отпустите ее, не отпустите себя?
– Когда вам было шестнадцать-семнадцать лет, – продолжал Чэн Ю, – вы прошли через то же самое. Вы любили рисовать, но ваша семья не позволила вам заниматься живописью. Вы были вынуждены сменить приоритеты и поступили в университет, чтобы изучать коммерцию, но во время учебы в университете у вас появились серьезные психологические проблемы, и вы бросили учебу. А два года спустя перевелись в Институт изобразительного искусства, но в то время вы уже не писали работ, которые вам бы нравились. Вы жалели себя, говорили, что лучшее время для создания шедевров прошло мимо, и вы так и не приняли себя, ту себя, которая оступилась и много страдала. Вы могли бы стать хорошим учителем, вы действительно любили рисовать. Если бы вы могли воплотить свои несбывшиеся мечты, они стали бы той частью вашей утраченной юности. Но вы этого не сделали. То, к чему вы всегда относились враждебно, – это ваши собственные несбывшиеся мечты. Вы все время испытываете досаду и ненависть к себе – почему вы тогда так легко сдались?! А потом вы перенесли эту обиду на Сяо Сяо. Вы ненавидите только себя! Но жизнью управляет вовсе не зависть. Жизнь любит силу, заложенную в росте поколений, черпает эту энергию и продолжает развиваться. Нин Хао, это мог бы быть и твой путь.
Чэн Ю замолчал. Нин Хао в ответ холодно рассмеялась, и постепенно ее холодный смех перерос во взрыв неудержимого хохота. Такого леденящего хохота от обычно мягкой с виду Нин Хао никто не ожидал, и у всех по коже поползли мурашки.
– А знаешь ли ты, через что мне пришлось пройти, когда я была в твоем возрасте? Просто потому, что я любила рисовать, просто из-за того, что я была тихой, в мой ящик каждый день засовывали всякие ужасные вещи, дохлых крыс, анонимные записки с проклятиями, а все картины, которые я хранила в студии, мои самые любимые картины… На всех них красными чернилами намалевали жуткие гримасы… – Лицо Нин Хао исказила судорога: ее преследовали неприятные воспоминания о прошлом. – Если я смогла это вынести, то почему Сяо Сяо не может?
– Жертва не обязательно должна становиться палачом, вы тогда были еще очень молоды и не могли защитить себя, это не ваша вина, – сказал Чэн Ю.
– Подойди-ка сюда, Сяо Сяо! Я даю тебе последний шанс вернуться в студию… – резко бросила Нин Хао и скрипнула зубами.
Чэн Ю перевел взгляд на девушку, та не двинулась с места. Психотерапевт все ждал и ждал.
Наконец она заговорила:
– Учительница, я вам сочувствую. Я сама не могу в это поверить – моя собственная учительница, как вы могли так поступить со мной? Я не смогу никому рассказать, я не посмею… Я помню ваши теплые чувства ко мне, но с этого момента вы больше не моя учительница. Нин Хао, только так я смогу принять эту реальность… Между нами все очень запуталось, но лучше нам оставить все обиды здесь и сейчас. Если вы сделаете хоть еще один шаг, я буду бороться, бороться с вами, потому что я хочу жить. Я хочу рисовать, я не хочу лишиться своей любви к живописи! Я хочу рисовать всю жизнь!
По лицу Сяо Сяо текли горячие слезы.
Чэн Ю в глубине души аплодировал ей.
Кроткая и послушная Сяо Сяо должна была научиться быть храброй, даже если человек, который причинял ей боль, был ее учителем. Даже если никто из окружающих ей не поверил бы, она должна была встать на защиту самой себя, иначе в будущем ей точно не избежать психологических проблем.
Нин Хао посмотрела на Сяо Сяо и пронзительно закричала:
– Так кто же начал первым? Кто оскорблял меня в Интернете? Кто писал мне сообщения о том, что желает моей смерти?! Это была ты, это точно была ты!
– Нин Хао, перестаньте проецировать свои обиды! Возможно, когда вам было столько же лет, сколько и Сяо Сяо, если бы у вас хватило смелости сказать что-то подобное, вы бы прожили другую жизнь, но нельзя все начинать сначала, Нин Хао, оставьте это! – сказал Чэн Ю.
Нин Хао развернулась и пошла прочь. Психотерапевт видел, что в ее глазах затаилась глубокая обида, им не удалось растопить лед в ее душе. Но Чэн Ю держал в руках неопровержимые доказательства, и если женщина посмеет предпринять отчаянные шаги, то он не бросит Сяо Сяо и поможет девушке противостоять ей.
– Что же мне теперь делать? – Пациентка безучастно смотрела вслед удаляющейся фигуре Нин Хао.
– Сяо Сяо, нарисуй портрет воительницы. Я хочу увидеть женщину-воина, которую ты нарисовала. С моей помощью или без нее, но ты уже не такая, как была прежде. Ты должна стать храброй воительницей, потому что у тебя нет пути назад, –