После того как Витя выпил жидкость, оставшуюся в банке, мужчина попросил его немного подождать за столом и накрыл рукой крохотное плечо своей спутницы. Та, поправив белокурые волосы, испуганно глянула на мальчика, что-то прошептала. Хозяева поднялись, шаркнув ножками стульев по паркету, медленно вышли и притворили за собой дверь.
Витя тут же вскочил и аккуратно, чтобы не скрипнуть старыми половицами, направился к двери, прислушиваясь к голосам.
– Он же ребенок! – волнуясь, сказала женщина.
– Тем более, – мрачно ответил мужчина. – Он не сможет пережить то, что было с нами. Ты помнишь те одиннадцать дней? А двенадцатый, когда парализовало, когда превратилась в куклу?.. Мальчик этого не вынесет. Он сойдет с ума…
– Может… – Она ненадолго замолчала. – Может, он не заражен, может, всё обошлось? Я не могу… я видела, как засыпал мой сыночек, слышала, чувствовала, как остановилось его… сердце…
Послышались шорохи, всхлипы. После минутной тишины мужчина сказал:
– Если он не заразился до встречи с нами, то после уж точно.
– Господи! – выдохнула женщина. – И зачем мы заметили его…
Витя уже всё понял, хотя и гнал эти мысли. Теперь, после подслушанного разговора, неотвратимость того, что совсем скоро произойдет, захлестнула его. Стало так страшно, что он со слезами распахнул дверь и кинулся по коридору мимо ошеломленных людей, выпадая из проклятых ботинок. Немного пробежав, Витя споткнулся и упал, сильно ударившись подбородком. Его тут же подняли, крепко прижали и начали говорить что-то успокаивающее. Но Витя не слушал. Он кричал, вырывался, беспорядочно колотил по груди, плечам, голове схватившего, бился в истерике…
Его заперли здесь, в этой крохотной комнатке. И вот он сидит, чуть покачиваясь и вцепившись побелевшими пальцами в край кровати.
Долгую тишину прерывает щелкающий звук – в замке поворачивается ключ. Дверь со скрипом открывается. Мужчина недолго стоит в проеме, смотрит на Витю, затем, прикрыв дверь, проходит и садится на старый стул.
– Включи, пожалуйста, светильник, – раздается его надменный голос, – на комоде.
Витя насупленно поворачивается и замечает темное пятно светильника, тянется к нему, долго шарит рукой. Наконец он находит кнопку, и тусклый, постепенно усиливающийся желтый свет озаряет комнату.
Мужчина сидит, положив ногу на ногу. Одет он в старомодный костюм: лакированные туфли с острым носом, серые выглаженные брюки, однотонный жилет поверх полосатой рубашки с длинными рукавами. В руках мужчина держит кружку: пальцами правой – за кольцо ручки, а ладонью левой – осторожно под донышком.
– Возьми, – велит он, чуть взвесив кружку. – Это чай.
Витя молчит, хмуро смотрит в сторону, на щель приоткрытой двери. Тогда мужчина, чуть оторвавшись от стула, с тихим стуком ставит чай на комод.
Повисает долгое молчание. Мужчина неподвижно смотрит на Витю, Витя смотрит на дверь.
– Моя фамилия Бельский, – нарушает тишину мужчина.
Витя вздрагивает, поворачивает голову. Его удивленный взгляд упирается в острую коленку, обтянутую тканью.
– Не нужно так бояться меня, – говорит Бельский, сложив руки замком. Пальцы – белые и тонкие, с глубокими бороздами на костяшках и аккуратно подстриженными ногтями.
– Я и не боюсь, – хрипло возражает Витя. Горло всё еще саднит после недавних криков.
– Как тебя зовут? – Бельский неподвижен, только лениво шевелятся губы.
Пару раз вдохнув через рот и выдохнув носом, Витя называет свое имя. Бельский чуть заметно дергает пальцем – видимо, непроизвольно – и бесцветно спрашивает:
– Журавль – твой отец?
Витя удивленно поднимает глаза, видит усталую улыбку на его лице.
– Так папу называют его друзья…
– Ты очень похож, – всё так же лениво шевеля губами, замечает Бельский. – Но не на него. На мать.
Витя приоткрывает рот. Неужели этот человек действительно знает его семью? Значит, он поможет вернуться?.. И брат, наверно, где-то тут?
– А… вы говорили, что знаете Глеба…
– Мы действительно его знаем. Но сейчас, к сожалению, его здесь нет.
Услышав это, Витя понуро опускает глаза, вздыхает и с трудом подавляет внезапно нахлынувший зевок.
– Твой брат, – продолжает мужчина, – очень хороший человек, самоотверженный. Знаю, что за оградой его называют мародером. Думают, он ходит сюда, чтобы разорять пустующие квартиры и сбывать награбленное в преступном подполье. Но кому, спрашивается, нужно это старье?.. На самом деле Глеб и его товарищи помогают нам: приносят продукты, батарейки, новую одежду, другие необходимые вещи… в общем, то, что здесь, в Европе, не достать.
Витя, зевнув в кулак, неуверенно, будто боясь обидеть, спрашивает:
– Значит, вы и есть неспящие?
О людях, живущих в зараженной Европе, рассказывал брат. Говорил, им удалось победить смерть путем победы над сном. «И до конца дней своих они не сомкнут глаз…»
Бельский не отвечает, откидывается на спинку стула, отчего тот жалобно скрипит.
Вновь тишина заполняет комнату. Она давит на веки, и те медленно опускаются. Вите кажется, что он совсем не в Европе, а дома. И даже слышатся шаги сестры в коридоре, и шум внизу – мама готовит что-то на ужин.
Витя клюет носом, вздрагивает и открывает глаза. Он всё в той же комнате, и Бельский всё так же сидит, обхватив коленку и чуть покачивая стопой.
– Попей чаю, – вновь предлагает он. – Остыл, но всё же…
Витя с опаской косится на кружку и замечает, что руки и ноги ужасно тянет, спина ноет, а шею больно поворачивать. Хочется лечь наконец в эту мягкую, чистую, белоснежную постель и расслабиться.
– Можешь лечь не раздеваясь, – словно читает мысли Бельский.
Помедлив, Витя поддается соблазну. Он с ногами забирается на кровать и, подумав, ставит подушку ребром, садится, упершись в нее спиной. Берет кружку, с излишней осторожностью отхлебывает. Чай действительно остыл.
Бельский молча наблюдает. Под пристальным взглядом его кругов-глаз становится не по себе. Кажется, будто он что-то задумал.
– Я видел дрона, – говорит Витя, лишь бы не было этой гнетущей тишины. – Здесь, в городе.
– И тебе удалось уйти? – В голосе мужчины слышится удивление, но затем он, о чём-то поразмыслив, спокойно произносит: – Это был чистильщик. Машина, работающая в автономном режиме. Вот уже тридцать лет они приводят Европу в порядок. Ты заметил, какие у нас чистые улицы? – Витя кивает, вновь отхлебывая чай. – Ни мусора, ни пыли, ни животных, ни людей, ни их останков… Лишь сквозняк.
Витя, услышав про останки, представляет, как чистильщик залетает через главный вход в один из небоскребов, под завязку набитый телами. В их остекленевших глазах отражается металлический корпус и изумрудный луч, беспрестанно шарящий по головам. С дроном происходит что-то странное: он начинает краснеть, раскаляться, и тела вокруг вспыхивают, и вопль наполняет