– Наставники! – доносится до них голос Бельского. – Они как бог – игнорируют молитвы, а благодать их больше похожа на кару.
Сол не сразу понимает, что имеет в виду этот человек. Вспоминает один из уроков истории, где учитель рассказывал о том, как сразу после эпидемии Земное правительство целых пять лет просило Наставников о помощи в предотвращении демографической катастрофы, прежде чем те предоставили технологию для строительства Заводов по Производству Себе Подобных.
Естественно, ученые Земли и до появления ЗПСП пытались самостоятельно создать ребенка в пробирке. Но, несмотря на приличное финансирование и лучшие умы, каждый зародыш погибал на третьем месяце развития. В результате дальнейших исследований выяснилось, что нарушена сама структура генетического аппарата человека. И что поражало больше всего: генный материал, собранный пятьдесят, сто и даже двести лет назад тоже оказался испорчен. Среди работников лаборатории – людей серьезных, но не обделенных чувством юмора, – появилась злая шуточка: «Пока мы спали, они переписали наш код».
За пять лет существования программы – после появления ЗПСП ее, по понятным причинам, закрыли, – в лаборатории родились лишь двое. Первого – мальчика, появившегося на третьем году работы, – назвали Адам (еще одна шуточка). В те годы изображение этого голубоглазого младенца, поджавшего пухленькие ножки и засунувшего кулачок в рот, чуть ли не каждый день появлялось в новостной ленте и часто сопровождалось подписью «Надежда человечества!». Видимо, так лаборатория намекала уже сомневающимся властям, что все-таки стоит увеличить финансирование.
Спустя год появилась девочка (нетрудно догадаться, каким именем ее наградили). Новый слоган уже недвусмысленно кричал: «Дайте нам еще денег и немного времени, и мы спасем вас!»
Но вот Наставники одарили человечество Новым человечеством, и правительство, финансировавшее исследования, вздохнуло с облегчением: зачем тратить миллионы на двоих детей за пять лет, если Великие по доброте душевной создают пять тысяч взрослых человек в день?..
Адам с Евой, о которых все сразу забыли, и сейчас живут где-то в Америке. Оба бесплодны.
– Я слышал, – говорит Бельский, не оборачиваясь, – что на город сегодня напали.
– Уже слышал? Откуда? – удивляется Михаил Сергеевич и тут же спохватывается: – Ах, радио…
– Макс рассказывал о жертвах, – продолжает Бельский притворно-скучающим тоном. – Надеюсь, мое чадо осталось в живых.
Услышав эти слова, Михаил Сергеевич вздрагивает. Спустя несколько минут он говорит:
– Подожди… Постой, пожалуйста.
Бельский останавливается. Сол и Михаил Сергеевич тоже. Но вот Журавль, тяжело вздохнув, сокращает дистанцию. Когда он подходит к Бельскому, до Сола доносится еле слышное: «Витя жив?» Бельский не отвечает. Тогда Михаил Сергеевич так же тихо продолжает:
– Я… должен тебе это сказать… Дроны напали на НИИ. Там был твой ребенок, и… никто не выжил. Прости.
На минуту повисает тишина. Бельский, улыбаясь одними губами, отчего лицо становится похоже на маску, говорит:
– Прости и ты меня.
* * *
Кажется, что холодная вода обрушивается сплошным беспощадным потоком. Капли ударяются о гладкую голову Сола, гулко барабанят по респиратору, отскакивают от гидрофобного комбинезона работника ЗПСП. Вода, насыщенная серебром, смывает всю грязь, стекает на широкий бетонный отлив Стены, отполированный за долгие годы, попадает в отводы и затем в канализацию, чтобы вновь подвергнуться очистке и повторить каждодневный цикл. Как было бы хорошо, если бы вместе с дорожной пылью с нас стекали тяжелые воспоминания…
Бельский привел их на небольшую поляну, окруженную редко стоящими березами. Их сережки шелестели на вдруг поднявшемся ветру. Посреди поляны чуть возвышался бугорок свежевскопанной земли.
Михаил Сергеевич медленно, как под водой, направился к этому бугорку. Подойдя вплотную, замер с опущенной головой.
Сол и Бельский смотрели на него, остановившись чуть в стороне. Краем глаза Сол заметил, что на губах неспящего застыла улыбка. У этого человека явно не всё в порядке с головой, подумалось ему тогда.
Плавно, с неясно кому адресованным поклоном Бельский снял шляпу, и Сол увидел его длинные сальные волосы, аккуратно причесанные и разделенные пробором.
Ноги Михаила Сергеевича вдруг подкосились. Он упал на колени, согнутая его спина начала мелко вздрагивать. Сол хотел подойти и помочь ему подняться, но тонкая рука Бельского остановила его.
– Твой сын был зарегистрирован, – сказал он, обращаясь к тихо рыдающему старику. – Теперь он будет жить в Системе, ведь в наше время нет Рая.
– Нет, – ответил Михаил Сергеевич. Он протянул руку, сжал в горсти еще сырую черную землю с могилы. – Только не так. Только не мои дети! Не нужно делать из них… цифровых кукол…
Сол почувствовал, как на глазах выступает влага, и поймал удивленный взгляд Бельского.
– Пусть… – продолжил старик, – пусть живут в наших сердцах. В нашей памяти…
Михаил Сергеевич стоит у Стены рядом с Солом. По его лицу, постаревшему еще на десяток лет, стекает вода. Старик уже снял респиратор – оросительные установки давно уничтожили вирус по всему периметру зараженной зоны.
Солнечный свет играет в каплях на верху Стены. Чистое безоблачное небо обманывает радугой. Шесть утра. Эта бесконечная ночь наконец закончилась.
Глава XVI. План
2 сентября. Светлый Бор. Сол
Они сидят перед Солом за кухонным столом, плотно придвинувшись друг к другу. У всей троицы на лице застыла неуверенность. Напоминает древнюю картину с богом и его апостолами – эта мысль заставляет Сола улыбнуться.
Заметив его улыбку, Аманда пытается ответить тем же, но уголки ее губ дрожат. Мужчины, сидящие справа и слева от нее, хмурятся. Влад, наклонив голову, смотрит поверх черных очков и криво усмехается. Его брат Макс трясет сплетенной в косичку рыжей бородой и, решившись, гулким баритоном говорит:
– Мы понимаем, что сильно рискуем, отвечая на твои вопросы, но еще больше рискуем, если не ответим на них.
Плавным движением Аманда поправляет воротничок кимоно, складывает руки на столе, чуть шевелит ярко-красными губами.
– Хорошо, – говорит Сол. – Я сделаю то, о чём вы просите. Но сперва мне нужны ответы.
Когда он – измученный, выжатый – вместе с Михаилом Сергеевичем вернулся в дом, утро уже было в разгаре. Жутко хотелось спать. Он подумал прилечь хотя бы на час, восстановить силы… Но в прихожую вошла Аманда – в обтягивающем фигуру наряде и с макияжем гейши она казалась еще привлекательнее. Скрывая разочарование (видимо, она ожидала увидеть кого-то другого), девушка по-латыни поприветствовала Журавля, который, не обращая на нее внимания, направился к лестнице. Проводив старика взглядом, Аманда по-японски