Картье выслушала его с профессиональным терпением, и уточнила, что Сикорский отнюдь не первооткрыватель, и что существую специальные технические стетоскопы, и называются они именно «стетоскопами». Видимо, механик, который первым додумался использовать этот благородный прибор в своих горюче-смазочных целях, был не такой буквоед, как Сикорский, и умел слушать умных медицинских людей.
Сикорский распахнул рот и неизвестно, каких бы высот достигло это пиршество духа, если бы не пришел Пульхр и не разогнал нас по отсекам. Так что теперь Сикорский и Картье ходят с абсолютно одинаковыми приборами — на одном складе получали — и гордо называют их каждый по своему…
Сикорский взял себе пасты и солянки, сел на свое место, но есть не начал, а вместо этого уставился на меня тоскливыми, как у запертой в пустом доме собаки, глазами. Я уже знаю, что он сейчас скажет.
— Как ты думаешь, это все надолго?
Я пожимаю плечами. Я не знаю. Но я понимаю, почему Сикорский спрашивает. Корпускулярно-волновой двигатель и котел (как они называют Главную Энергетическую установку) заглушены, и механикам заняться особо нечем. Поэтому Сикорскому не терпится учинить какие-нибудь профилактические работы, любая из которых в полевых условиях займет минимум пятеро суток. Моим-то сейчас работы хватает: как встали на орбиту, двое суток ушло на наружный осмотр корпуса корабля и проверку несущих конструкций. А это все делается человеческими ручками и ножками. Потом освобождали склады в шлюзовом отсеке. Теперь мои оборудуют в восьмом отсеке карантинные помещения. Да, капитан этого не приказывал, ему и в голову не приходило, что по окончании своего задания он приволочет на мой корабль сорок человек потенциально зараженных опасным патогеном.
— Не вздумай ничего разбирать, — предупреждаю я Сикорского. — Кэп сказал: боевая вахта. Если твоим занятся нечем, отдай их мне. Я-то им работы найду…
— Это понятно. Но хотелось бы знать, как это надолго…
Сикорский, как и я, дважды в день докладывается капитану, поэтому я предлагаю:
— Спроси у него сам.
Сикорский вздыхает: капитан бывает неприятен, если попасться ему под горячую руку.
— Как ты думаешь, что они там ищут?
Я по опыту знаю, что стармех способен ныть любое обозримое время, если не пресечь его стоны самым решительным образом. И я задал ему вопрос, который давно берег специально на такой вот случай.
— Слушай, а откуда ты их берешь?
— Кого?
— Халаты. Ты же механик, тебе халат не положен. За свой счет, что ли, покупаешь? А название корабля на груди кто вышивает? Неужели тоже сам? На пяльцах? А-ааа! Ты что, воруешь халаты Картье со склада?
Сикорский меня, если честно, удивил. Он не стал унижаться до объяснений, что на нем мужской халат, да и телосложением они с Картье, мягко говоря, отличаются. Вместо этого он сунул руку в левый боковой карман халата, извлек из него лупу, подышал на линзу и протер ее полой. Я терпеливо ждал. Сикорский навел на меня лупу, посмотрел огромным немигающим карим глазом и произнес одно слово:
— Азиатки.
Я немедленно поднялся из-за стола.
— Так, что-то мы заговорились. А тем временем мне пора на дежурство, а тебе — отдыхать. Спокойной ночи. Приятных заведений… то есть, я хотел сказать, сновидений…
Уел, стармех, уел. Понятно, что его ответ так же ждал своего часа, как и мой вопрос про халаты. Если он знает про азиаток, то и про остальное знает… Интересно, откуда? Хотя и так понятно: трюмные крысы нашептали своему королю.
Покинув кают-компанию, я прошел в Центральный пост, для утреннего совещания с командирами боевых групп. Обычно это обязанность капитана, но сейчас я за него.
До сеанса связи с капитаном оставался еще час. Поэтому, расправившись с текучкой, я решил отправиться в шлюзовой отсек и лично проверить, как там идут дела с карантином.
Вниз я отправился на лифте, размышляя, что неплохо бы, пока есть свободное время, провести учебные стрельбы. Вопрос, насколько масштабные. Выбор у нас большой.
В носовом и кормовом отсеках находятся крупнокалиберные артиллерийские батареи по шесть орудий. По бокам корабля имеются две ракетные установки, в каждой — по три ракеты-камикадзе малого интеллекта, мечтающие погибнуть в пламени славы, забрав с собой как можно больше врагов. Да еще несколько бортовых турелей с малокалиберными автоматическими пушками, которые прикрывают недоступные для основной артиллерии секторы.
Ракеты отпадают сразу: учебных ракет у нас не осталось, а стрелять на учениях боевыми и дорого, и не безопасно. Пожалуй я сделаю вот что: проведу учебные стрельбы кормовой батареей. У нас дефицит личного состава, из расчета бортовой батареи у нас осталось всего два человека, включая командира. Поэтому загоню-ка я расчет носовой батареи на корму, посмотрим, как они справятся.
Остаток пути я размышлял о том, как не просто быть старпомом на такой махине как «Неуловимый». Особенно с таким капитаном, как наш Пульхр. Потому что капитан у нас — скажешь кому, не поверят, — из абордажников. Это, чтоб вы понимали… Ну как бы… Не знаю даже, с чем сравнить… Как главврач больницы — бывший палач.
Капитаном на корабле может стать либо штурман, либо артиллерист, либо механик, но никак не абордажник. Я таких примеров, кроме нашего кэпа, не знаю. И вот почему.
Иерархия корабельного народонаселения выглядит следующим образом: самый главный, естественно, капитан. Следом за ним — старпом. Именно он настоящий хозяин корабля. У капитана другие функции. Довольно часто, когда капитан уходит