— Вы так говорите, как будто дела мне передаёте
Это я так пошутить попытался. А Мстислава ответила серьёзно.
— Ты — смотрящий, Тимур. И судьба тебя привела ко мне. Я не глупа, намёки понимаю. Да и сама уж лет десять как задумываюсь — хватит мне. Устала… Да не паникуй ты! Прям сегодня не уйду. Куда тебя, щегла, на отель одного оставлять. Поработаем ещё. А как уйду — то не сразу же на тот свет. Поскриплю ещё, сколь отпущено. Но в дела всё же входить надо. Вот, с ангелом сегодня познакомишься.
Фургон остановился рядом с нами. Открылась дверь.
За рулём сидел Кондратий, место рядом с ним было свободно. Сзади сидели Вадим и Зоя. Я помог Мстиславе забраться в фургон, она села рядом с Кондратием. Сам полез на задний ряд, за спины Вадима и Зои.
Никто из видящих не поздоровался, и я тоже промолчал. Едва успел сесть, фургон рванул с места. И почти тут же мы переместились в призрачный мир. На бешеной скорости понеслись по пустым улицам. Я думал, Мстислава начнёт ворчать, чтобы Кондратий не гнал, но она не сказала ни слова. То, что должно было произойти, тяготило всех, и всем хотелось закончить с этим побыстрее.
В призрачном сером свете я разглядел, что руки и ноги Зои закованы в цепи. Зоя сидела рядом с Вадимом, прямая, как палка. Смотрела перед собой, но, кажется, ничего не видела. Вадим, напротив, сгорбился и как будто стал меньше ростом. Руки он уронил на колени, смотрел в пол. Цепей на Вадиме не было, но выглядел так, словно и его сковали по рукам и ногам.
С Зоей они не разговаривали. И никто в фургоне не разговаривал, ехали молча.
Куда — я даже не пытался сориентироваться. Понял лишь, что из города мы выбрались. Когда Кондратий остановился, и мы вернулись в реальный мир, понял, что стоим на окраине какой-то деревни.
Первой вышла Мстислава, за ней я, последними Вадим и Зоя. Кондратий, оставшийся в фургоне, по-прежнему ни слова не говоря, закрыл двери.
Деревенский дом за покосившимся забором в темноте едва просматривался. Мстислава шагнула прямо в высокую траву на обочине и пропала.
Я вслед за ней переместился в призрачный мир. Здесь оказалось, что в траве есть тропинка. Вадим и Зоя пошли за мной.
Тропинка постепенно расширялась, трава становилась всё ниже, а скоро я понял, что мы поднимаемся на холм. Существующий в реальном мире, или срытый задолго до моего рождения — понятия не имею. Здесь, в призрачном мире, холм выглядел абсолютно реальным. Память видящих крепче, чем память обычных людей.
Венчала холм утоптанная площадка. Посредине лежал большой белый камень.
Мстислава подошла к Зое. Взяла за руку, под звяканье цепей отвела к камню. Обронила:
— Жди.
Сама встала у Зои за спиной, метрах в двух. Вадиму кивнула на место слева от себя, мне — на место справа.
Я посмотрел под ноги и увидел в отдалении пятачок, на который нужно встать. Он не был обозначен, разве что земля в этом месте утоптана чуть больше. Вадим тоже занял своё место. Я понял, что мы втроём выстроились на дуге, образовав перед камнем полукруг.
И снова шаг — из призрачного мира в реальный. Оказалось, что мы стоим на опушке леса. Полукругом, у белого камня — который не изменился вообще. Вокруг начинало светлеть. Еще не рассвет, но уже и не ночная темень.
Мстислава сложила руки перед собой.
И в ту же секунду — вроде бы ничего не изменилось, но я понял, что на опушке мы уже не одни. Рядом присутствует… не знаю даже, кто-то или что-то. Нечто, о чьей сущности лучше не задумываться — если хочешь сохранить рассудок. Я, по крайней мере, думать об этом на данном этапе своего развития точно не готов.
— Приветствую тебя, Ангел, — опустив руки, сказала Мстислава. — Мы привели на твой суд женщину, которая нас предала.
Зоя, стоящая перед камнем, опустила голову.
— Также здесь находится смотрящий, который допустил в ряды своих людей предательницу, — продолжила. Мстислава. — Он был ослеплён любовью и не видел, что происходит у него под носом.
Вадим, стоящий слева от неё, сгорбился ещё больше.
— Третий смотрящий, явившийся на суд — тот, кто разоблачил предательницу. — Мстислава посмотрела на меня.
И… Блин. Меня даже не наизнанку вывернули. А как будто разобрали на молекулы, рассмотрели под микроскопом каждую в отдельности, а потом собрали заново. Так себе ощущение.
— Вина предательницы очевидна и доказана, — закончила Мстислава. — Говори, Зоя. У тебя есть право на последнее слово.
— Мне нечего сказать. — Голос Зои звучал хрипло. — Мне было дано больше, чем обычному человеку. Когда люди вокруг меня умирали от голода и болезней, гибли на фронтах и под расстрелами, я вдруг обрела возможность жить вечно. Слов нет, чтобы передать, что испытала тогда! Я поклялась себе, что, сколько живу — столько буду помогать людям. Специально выучилась на медсестру Я не знаю, что и когда пошло не так. В какой момент мне вдруг стало страшно? Почему я перестала верить, что за вознесением следует счастье? Не знаю.
— Ты отдавала себе отчёт в том, что своим предательством губишь людей? — спросила Мстислава. — Губишь своих товарищей?
— Да. Но я рассуждала так: все видящие жаждут вознесения. Глупые, смешные создания, которые так и не поняли, что впереди нет ничего! Ну и, значит, нет ничего дурного в том, что для некоторых из них вознесение наступит чуть раньше… Мой мозг словно пеленой подёрнуло. Была я — самая мудрая, познавшая истинную суть, — и были все остальные. Жалкие и недостойные.
— Ты раскаиваешься в том, что делала?
— Раскаиваюсь. Да. — Зоя заплакала.
— Ты поступила бы так снова?
— Я не знаю. Наверное. То, что происходило со мной… это было сильнее, чем я.
— Пусть вместо Зои судят меня! — Вадим вдруг выпрямился, рванулся вперёд. Но остался стоять на месте — как будто был окружён невидимой стеной. — Это я, я виноват! При моем попустительстве… Если бы я не был так слеп, понял бы, что с Зоей творится неладное!
— Ты — не нянька, Вадим, — отрезала Мстислава. — Каждый видящий отвечает за себя сам. И как распоряжается своей жизнью, дело его и только