– А может быть, наши команды просто-напросто хорошо действуют в обороне? – возразил Николай Петрович. – В Италии команды тоже мало забивают.
– Про Италию ничего сказать не могу, но чтобы в защите поставить «автобус», большого ума не надо, – хмыкнул я. – Допустим, команды из нижней части турнирной таблицы против нас ставят «автобус» с «троллейбусом» и это оправдано. Но ведь они и друг против друга играют от глухой обороны.
– И что ты мне предлагаешь? – захохотал Старостин. – До ста лет тренировать?
– Следующий год будет очень тяжёлый, – сказал я, мысленно представив, как мы будем биться на три фронта: в еврокубке, в кубке и чемпионате СССР, а потом с небольшим перерывом пройдут чемпиона Европы и Олимпиада. – И если Романцев не восстановится, то пусть он с Ярцевым тренирует дубль и молодёжку. А в 1981-ом пускай эти друзья-товарищи берутся и за основу «Спартака». Кто из них первый, а кто второй, время покажет.
– То есть, если нет нормальных специалистов в стране, то нужно их воспитать в своём коллективе, так? – улыбнулся «дед», когда мы добрели до памятника Дюку де Ришелье, который как две капли воды был похож на римского императора Юлий Цезаря. А возможно это и был изначально памятник Цезарю, который чтоб не выбрасывать, переименовали в Дюка де Ришелье. По примеру скульптурной композиции Минину и Пожарскому. Те босоногие и полуголые мужики в своих античных тогах тоже больше напоминали Аристотеля и македонского хромоногого царя Филиппа Второго, что беседуют на берегу теплого Эгейского моря.
– А может Бескова обратно позвать? – после небольшой паузы предложил Старостин. – Он вас быстро возьмёт в ежовые рукавицы.
– Если хотите, чтобы в команде снова начался раздрай, чтобы Юру Гаврилова из-за его длинного языка турнули под зад коленом, а Федя Черенков залёг в клинику с психическим расстройством, то возвращайте, – пробурчал я. – Я тогда сам в «Динамо» попрошусь.
– Нет-нет, такие перемены нам не нужны, – пророкотал Николай Петрович. – Ты мне вот ещё что скажи, а что с Сашей Калашниковым в последние дни происходит? Какой-то он как будто не свой.
– Немного похандрит и придёт в норму, – пожал я плечами. – Я думаю, что история с товарищем Чурбановым и его коснулась каким-то боком.
И вдруг я вспомнил, что в то утро, когда на меня совершили нападение неизвестные сотрудники МВД, Саша Калашников должен был находиться рядом. Однако он как-то резко передумал ехать на базу утром и укатил в Тарасовку ещё с вечера на электричке вместе с Фёдором Черенковым. Следовательно, с ним провели небольшую профилактическую работу. Вот он от меня сейчас и шарахается. Запугали видать, Сашу Калаша. Не ожидал я этого от друга, не ожидал.
– Кхе, – кашлянул я. – Николай Петрович, помните, мы говорили о возможном усилении?
– Я, Володя, хоть и старый дед, но склерозом ещё не страдаю, – усмехнулся Старостин.
– Есть ещё один хороший парень, – прорычал я. – Зовут Владимир Лютый. Сейчас выступает за молодёжку днепропетровского «Днепра». Рост под метр девяносто. Очень перспективный форвард силового плана.
– Что ж ты раньше-то молчал? – всплеснул руками Николай Петрович.
– Раньше я о нём ничего и не знал, мне про него недавно знакомые парни из второй лиги рассказали, – нагло соврал я, ибо раньше не хотел, чтобы у Саши Калашникова появился ещё один конкурент.
Однако теперь Калашникова я из числа друзей вычеркнул. Теперь между нами будут только сугубо профессиональные отношения. А в профессиональном плане Владимир Лютый для нашей красно-белой дружины может сделать гораздо больше. Потому что в перспективе Лютый, как и Родионов - это игроки сборной СССР.
– Николай Петрович, я пойду в гостиницу, прилягу, голова что-то после перелётов разболелась, – приврал я, так как желание гулять полностью пропало.
***
В кровати я провалялся почти два с лишним часа, из которых 30 минут потратил на чтение какого-то дубового советского детектива, а остальное время действительно ушло на сон. На меня давило само осознание предательства друга. Умом я его понимал. Его могли запугать, задавить авторитетом. Сказать: «Ты против кого сявка вякаешь? Не знаешь кто любимый зять Брежнева?». Но он ведь мог всё честно рассказать мне. И тогда в момент нападения я бы дал достойный отпор. А если Калашникова не запугали? Вдруг ему наоборот что-то пообещали и заплатили денег. В таком случае факт предательства вдвойне горше, тогда получается - меня продали.
– Никон! Никон, вставай! – дернул меня за плечо Юрий Гаврилов.
– Оставь меня, Гаврила, я в печали, – пробормотал я, открыв один глаз. – Хреново мне, Юра. Что-то мне совсем нехорошо.
– Давай-давай, потом вместе потоскуем, – рыкнул он и бросил мои спортивные штаны поверх одеяла. – Без тебя эту херню не разрулить. Вставай-вставай, через двадцать минут ужин. Пока есть время, успеем что-нибудь сообразить.
– Что такое? – картинно захныкал я, натягивая спортивные штаны.– Террористы снова угнали самолёт? В ЮАР опять притесняют товарищей афроафриканцев? Дай я ещё посплю, будь человеком.
– Подъём, едрит «Реал» Мадрид! – рявкнул Гаврилов. – Пошли быстрее.
Я нехотя поплёлся за другом в коридор гостиницы. И надо сказать, что далеко идти не пришлось. Юрий Васильевич привёл меня в третью от нас комнату, куда заселили юниоров Морозова и Позднякова.
– Ёкарный бабай, – проплетал я, почесав затылок.
Так как на двух кроватях пластом лежали четыре футболиста красно-белого «Спартака», которые, по всей видимости, где-то сильно переутомились. На одной пускали изо рта пузыри Гена Морозов и Боря Поздняков, на другой Саша Заваров и Серёжа Родионов. А за столом с виноватым лицом сидел Фёдор Черенков.
– Ты-то куда смотрел? –