Он чувствовал, как теряет силы и молодость, хотя и зеркало говорило об обратном, а для подпитки и новых сил надо жениться на молодой, что Андрей Андреевич и собирается сделать.
В кабинет постучались, и он, быстро убрав открытки в ящик стола, произнес:
– Войдите.
Увидев на пороге Римму, он выдохнул.
– Хорошо, что это ты, – сказал, улыбнувшись, Андрей. – Не хочу никого видеть. – И, решив сразу подготовить почву на всякий случай, спросил: – А тебе не кажется, что Сталина Павловна у нас впала в маразм или как там эта болезнь называется – в деменцию? Сегодня пришла ко мне и говорит, и говорит всякую бессвязную ерунду. Вот, например, заявила, что ты у нее деньги крадешь.
– Какая глупость! – ужаснулась Римма. – Надо за ней понаблюдать.
– Я ее в этом разубедил, конечно, а ты не напоминай ей, вдруг забудет. Что поделаешь, старость, – нарочито печально вздохнул Андрей.
– Может, в больницу ее какую пристроить? И лечение, и нам не страшно, – тут же предложила Римма.
– Подумаем, жалко ее. Расскажи мне лучше еще раз, где ты нашла открытку?
Римма, такая родная и такая хорошая, самый близкий ему человек в этом доме, возможно, единственный, кому Андрей доверял на сто процентов, прикрыла дверь и негромко повторила свой рассказ:
– Я пошла сегодня с утра на рынок за покупками, со мной был наш водитель Иван. Я, Андрюша, периодически заглядывала в свою сумочку, то деньги доставала, то карточку, и открытки там не было. Уже дома, разобрав покупки, я решила прочитать срок годности на одной из упаковок и пошла за очками – вот тогда я ее и обнаружила.
– Дома кто был? – спросил он, хотя уже знал ответ.
– Все были, и Иванна, и Геля, Алиса вернулась с салона вместе со мной, в одну дверь, как говорится, а Сталина Павловна, ты же знаешь, и вовсе почти никуда не выходит, – повторила Римма терпеливо то, что уже говорила до этого.
– Значит, любой мог положить тебе ее в сумочку, пока ты раскладывала продукты, – рассуждал вслух Андрей.
– Господь с тобой, Андрюша, – сказала Римма ласково. – Девочки-то тут при чем, скорее всего, мне на рынке подкинули ее, когда я рассчитывалась. Последним делом я купила рыбу, вот там это и случилось, наверное.
Он посмотрел на нее ласково. Римма-Римма, она совсем не изменилась. Он знал ее уже тридцать лет, а она все такая же добрая и доверчивая, какой была в двадцать. Да что там, она и внешне-то почти не изменилась. Черные волосы подстрижены очень коротко, огромные глаза и точеная фигура, всегда подчеркнутая вещами черного цвета. Разве что за тридцать лет, что они знакомы, это красивое лицо покрыли небольшие морщинки, но они совсем ее не портили, а лишь придавали солидности.
– У тебя ведь скоро юбилей, – вспомнил Андрей. – Надо подумать, как будем праздновать.
– Глупости, – отмахнулась Римма с улыбкой. – Женщины уже такие даты не отмечают. Это ты в пятьдесят лет, вон, молодую замуж ведешь, а женский век короток, и пятьдесят это… – она замолчала, не закончив свою мысль, лишь грустно на него посмотрела.
Андрею почему-то стало стыдно смотреть ей в глаза, он встал и уставился в окно. Прямо на него с лужайки таращился отвратительный снеговик. Обычно добрый персонаж получился у его создателя злым, даже зловещим. Андрей хотел поинтересоваться у Риммы, кто же его слепил, но губы, казалось, сами произнесли другое, то, что действительно его сейчас волновало.
– Осуждаешь? – спросил он ее виновато.
– Нет, – улыбнулась Римма. – Кто я такая, чтоб осуждать тебя. Сестра первой жены, тетка твоей дочери, которая всю жизнь в приживалках живет. Боюсь я за тебя, тут еще эти открытки… Нужно все рассказать девочкам, чтоб и они были аккуратны? Или в полицию сходить.
– Не надо, – сказал Андрей. – Угрожают только мне, да к тому же сегодня должны приехать спецы из Москвы, мне брат обещал. Скажи, я хоть немного на него похож? – вырвалось у него, и кровь тут же прилила к лицу. Он знал, что Римма поймет, о ком он.
– Не говори глупостей, ты совсем другой, – засмеялась она. Неужели такая родная Римма, так тонко его чувствующая, не поймет, что не такой ответ он хочет услышать. – Твой отец был жестким и даже жестоким, а ты другой.
Римма хотела сказать что-то еще, но тут дверь распахнулась.
– Папа! – дочь, как всегда, ворвалась в кабинет без стука. – О, Римма, привет, – она подбежала к тетке, которая вырастила ее как собственную дочь, и небрежно чмокнула в щеку.
– Что случилось? – поморщился Андрей. В последнее время Геля вела себя так шумно, когда ругалась со своей подругой и по совместительству его новой невестой Алисой. – Опять?
– К тебе там какие-то фрики, – заявила дочь. – Говорят, из Москвы.
Он выразительно посмотрел на Римму, приказывая молчать.
– Пап, а как насчет нашего разговора? – Дочь кинулась к нему. – Ты живешь своей жизнью, дай мне пожить своей. В конце концов, мне двадцать пять лет, я вправе за себя решать сама.
– Вот и живи, – пожал плечами Андрей, – только без моих денег, раз такая взрослая и самостоятельная. Делай что хочешь, но, если тебе все еще нужны мои деньги, значит, ты будешь делать как я скажу. Я не дам на это денег, так и знай!
– Ты не можешь так, ты обещал! – закричала в слезах Геля. – Почему ты женишься уже третий раз, тебе можно все. Эта твоя дура тратит больше, чем я прошу. Как ты так можешь?! – она задыхалась от ярости и слез.
– Заметь разницу, я у тебя денег не прошу, и Алиса тратит мои деньги, а не твои, – холодно ответил он ей.
– Знаешь что, знаешь… – Геля, видимо, не могла придумать, какую еще ужасную вещь ему сказать. – Вот когда она умрет, так же, как другие твои жены, вот тогда ты вспомнишь про дочь!
Андрей не выдержал и со всего маха залепил Геле пощечину.
– И про сестру, – услышал он в этот момент от двери. Иванна стояла в проеме и с ухмылкой наблюдала за скандалом. – Я тебе щеку не подставлю, не надейся.
– Андрей, – Римма кинулась к рыдающей Геле. – Зачем ты так, она еще ребенок!
– Она уже не ребенок, ей, как она только что кричала, уже двадцать пять лет, – пытаясь взять себя в руки, сказал он, тяжело дыша. – Двери моего дома открыты, если вам что – то не нравится – проваливайте, все проваливайте! А будете качать права,