– А теперь задумайся, – сказал он ей, выдержав паузу. – Он был в бою и убивал, как ты говоришь, «белых», но это ведь тоже люди, русские люди. Возможно, твой брат убил в бою мужчину, которого дома ждет жена и ребенок, а может быть, любящая сестра, как ты. Они говорят по-русски и, может быть… Ты ведь бурятка? – спросил он девчонку, и та в ответ кивнула. – Возможно, она знает бурятский и одной с тобой веры. Ответь мне, она тоже должна идти и мстить за своего брата, она должна идти убивать?
Номина молчала. Лицо ее было в потеках от слез, которые она вытирала грязными руками, черные волосы, заплетенные в две косы, взлохмачены, а глаза были полны горя.
– А как же? – тихо произнесла она. – Зачем тогда все это? Что это?
– Это гражданская война, – сказал Колчак жестко. – И нет ничего страшнее ее, ничего. Здесь брат воюет с братом, и поверь, страдают от этого они оба.
– Но с чего все началось, кто виноват? – спросила Номина, закрыв лицо руками.
– Есть виноватые, есть, – вздохнул тяжело Александр Васильевич. – Но не будем об этом. Значит так, если ты не хочешь, чтоб я тебя сдал в полицию за покушение на убийство, остаешься и будешь ухаживаешь за раненым, пока он не поправится. Выбор за тобой.
Конечно же, девчонка согласилась. Она всю ночь сидела рядом с Андреем, вытирая взмокший лоб, когда у него началась горячка, и отпаивала чаем. К утру он забылся сном, и именно пробуждение принесло боль в плече.
– Не шевелись, – сказала девушка и улыбнулась. Она умылась, причесалась и уже не казалась такой дикаркой, как вчера. – Тебе надо лежать. Я ночью сбегала в деревню и взяла у своей хугшэн эжи мазь. Она очень быстро тебе поможет.
– Как сбегала? – поразился Андрей. – Тебя что, опять охрана не заметила?
– Так они греться ходят каждые двадцать минут, я запомнила, сколько, и выскочила в этот момент. Обратно так же, только через окно неудобно было залазить, – посетовала она. – А так я ловкая, знаешь, как я охочусь? Меня хугшэн эжи всегда хвалит.
– Кто такой хугшен эжи? – спросил Андрей.
– Моя бабушка – с улыбкой ответила Номина. – Сегодня надо лежать тебе, а завтра ты здоровый.
– Вот еще, – почему-то смутился Андрей. – Меня ждет Александр Васильевич.
– Твой хозяин сказал, что ты можешь сегодня не ходить на работу, – сказала она радостно.
– Он мне не хозяин, – огрызнулся Андрей. – И работают в поле, а я служу Родине.
Он встал и начал одеваться. Шевелить рукой было больно, и потому все валилось на пол.
– Отвернись, – буркнул он Номине, и та хихикнула в ответ, чем очень его задела. – И вообще, ты можешь уходить домой, не надо за мной ухаживать.
– Я никуда не пойду, – возразила Номина. – Мне твой хозяин, ну, то есть он, ну, тот человек, – она увидела, что молодой человек снова начал злиться, и пыталась исправиться. – Он сказал: или тюрьма, или я тебя лечить должна.
– Уходи, – сказал Андрей, чувствуя, как постыдно горит его лицо.
Девушка села на пол в угол его небольшого купе и, надув щеки, замолчала.
Андрей первым делом направился к Колчаку узнать о возможных поручениях, решив оставить свои каждодневные обязанности на потом, но и о них пришлось забыть, лишь только он зашел в просторное, самое большое купе, отведенное для адмирала.
– Сядь, – без предисловий сказал он Андрею. – Я рад, что ты чувствуешь себя хорошо, на самом деле там лишь царапина, не обращай внимания. Ты мне сейчас понадобишься, садись и слушай внимательно, вопросы будешь задавать после. Ты знаешь, что в соседнем вагоне часть золотого запаса, который нам удалось вывезти из Казани. Но мало кто вдумывается, что золотой запас – это не только золото в слитках, это еще и алмазы.
Андрей сидел на стуле с прямой спиной, сложив руки на коленях, как гимназист. Он понимал, что ему вот-вот поручат какое-то важное дело, и переживал до мокрых ладоней.
– Я подозреваю, что наши союзники, которые обещали помочь, собираются по своей старой привычке предать нас. Чувствую, продадут меня союзнички, обменяют на безопасный выход к морю. Еще в Омске я тайно поручил сопровождающему нас сотруднику госбанка, под мою личную ответственность, ссыпать все бриллианты как простые камни – вот сюда, – он достал из дивана обычный мешок, перевязанный бечёвкой. – Хотел перестраховаться, ящики со слитками я, конечно же, не смог бы спрятать, а вот этот мешок вполне. Сейчас думаю, что не зря. Я лучше все это красным отдам, чем этим предателям. Сегодня вечером ты возьмешь мешок и через окно вылезешь из поезда. Я объясню тебе, как добраться до бывшей охотничьей усадьбы иркутского губернатора, там на хозяйстве оставлен мичман, преданный и надежный человек, я с ним не один бой прошел. Скажешь, что от меня, и в подтверждение передашь это.
Колчак протянул адъютанту свой кортик.
– Так точно, оставлю там мешок и вернусь, – сказал Андрей.
– Нет, дружок, – вздохнул адмирал. – Ты останешься там охранять его, как зеницу ока. Так аккуратно, чтоб никто даже не подумал, что у тебя в нем.
– А как же… – растерялся Андрей. – Но как же, по плану послезавтра поезд уходит в Иркутск.
– Вот именно, – сказал Колчак. – Если в Иркутске я пойму, что все в порядке, то пришлю за тобой, если же нет, то вот тут на этот случай инструкция, – он протянул Андрею запечатанный конверт. – Тут все прописано, кому ты должен его передать.
– Но как же вы?.. Давайте вместе через окно, – выпалил Андрей, понимая, что своим предложением нарушает субординацию и сильно обижает адмирала, но не смог сдержаться.
– Отставить! – ожидаемо прикрикнул на него Александр Васильевич. – Что за разговоры, юноша. Это приказ, приказы не обсуждаются. Идите в свою комнату и собирайтесь. Много с собой не берите и оденьтесь в штатское, чтоб не привлекать к себе внимания. Кстати, эта дикарка еще у вас в комнате?
– Так точно, – ответил Андрей, почему-то смутившись.
– Вот кто поможет вам найти дорогу к дому и пройти незамеченным местными и красными партизанами, если вдруг они выглянут из леса. Ступайте и проконсультируйтесь с ней, как и что, пусть она вас и нарядит подобающе. Может, вещи брата принесет. И не краснейте, корнет, не краснейте, от вашего успеха, возможно, зависит не только моя жизнь, но судьба всей военной компании и даже… – он замялся, хотел сказать что-то еще, но, видимо, передумал и очень сухо повторил: – Ступайте.