Ноги подкосились, и девушка упала, потеряв от страха сознание, в стоящее за спиной кресло…
* * *
— Вот скажи мне Гоо, какого черта ты там делал, если умудрился прозевать этого извращенца. — Глухой голос писателя донесся до вернувшегося сознания. — Из-за твоей невнимательности едва не погиб Чирнелло, и девчонку напугали до обморока. Что теперь с ней делать ума не приложу. Прокол на проколе.
— Я думаю, Гронд, что она поймет. Люди понятливы, в отличие от некоторых других созданий Высшего. Я сварю еще кофе, она, по-моему, уже очнулась, и ей не помешает сделать глоток, другой. — Послышался звук отодвигаемого кресла, гулкие шаги и шелест раскрываемого пакета.
— Как вы себя чувствуете? — Перед затуманенным взором Вернеры материализовалась лицо писателя в черных очках. — Мы напугали вас? Просим простить, но виной тому непредвиденные обстоятельства.
— Вы не человек. — Она испуганно вжалась в спинку кресла.
— Я, тоже. — Раздался смешок Гоо. — И ни грамма по этому поводу не переживаю. — И вам не советую, раз уж вы ненароком были втянуты в нашу тайну. Бояться вам нечего, вы же ни клятвопреступник, ни детоубийца, и не извращенка. Думаю, самое тяжкое ваше преступление — это воровство конфеты у мамы с праздничного стола, а за такими преступниками нас не посылают. Таких, как вы, слегка пожурят и отпустят. — Он рассмеялся каркающим голосом. — Сейчас кофейку крепенького… Вам черный или сливок добавить?
Этот голос, звучавший как-то спокойно и по-домашнему уютно, отвлек девушку, слегка заглушив страх и она обернулась. Джентльмен варил кофе на парящей в воздухе книге, светившейся обложкой как стеклянная панель индукционной плиты.
— Простите. — Пожал тот плечами, выразив смущение. — Издержки походной жизни. Все приходится делать на ходу. Вот даже приличной плиты не сподобились приобрести, приходится готовить черти знает на чем. Сплошные неудобства терпеть приходится.
— Кто вы? — Вернера еще сильнее вжалась в кресло. Разум отказывался воспринимать действительность, в которой она оказалась.
— Ну, что же, наверно стоит объясниться. — Николай Сергеевич сел напротив…
* * *
Что-то было не так. Реальность колыхалась спокойствием, и ничего не говорило о враждебном присутствии. Он всегда чувствовал врага. Кончики пальцев начинали покалывать задолго до его появления, а сейчас ничего. Такого не может быть. Гоо и Чирнелло не ошибаются.
Могут, помощники, конечно, напутать что-то в мелочах, но в главном никогда. У вороны глаз рентген, она видит след ауры, практически даже стертый временем и растаявший в пространстве, а у кота нюх такой, что выделяет тонкий аромат розы среди клоаки аммиака, а уж дух проклятого чувствует самим нутром, не используя даже обоняние.
Тогда, где же он? Все следы сходятся в эту точку. Все предпосылки тоже тут. И смерть произошла недалеко, и ребенок должен родится прямо здесь, в машине, затянула мамаша с вызовом скорой. Идеальные условия для подлой души. Не может она игнорировать такой подарок судьбы, второго шанса может не быть.
Может они где-то наследили? Но вроде как обычно, по строго обговоренному плану. Го контролирует, Чирнелло следит за окрестностями, а он накрывает всех покровом затмения, подаренным ему самим Высшим, ну а уж двигаться бесшумно их учить не нужно, в этом им нет равных во всей ближайшей вселенной. Ошибки сведены к нулю. Тогда почему его нет?
Один палец в верх и в сторону. Слова не нужны, Гоо знает, что делать. Бесшумной тенью скользнув под прикрытием стен, он упал на крышу подъезда и замер, практически слившись с серым фоном неживой энергии.
Второй палец вверх и тут же вниз. Кот скользнул в траву и появился за колесом скорой. Уши прижаты, когти наполовину впились в асфальт, шерсть приподнята, он готов к атаке.
Ждем. Роженица уже в машине, энергия боли взрывается красным сиянием, слепит на длю мгновения и почти сразу сменяется голубым светом радости. Новая жизнь вошла в этот мир. Нежная, беззащитная душа поселилась отныне в пространстве. Сейчас ее разъединят с мамой, одним уверенным движением перережут связующую нить, и новорожденная отправится в свой путь познания самостоятельно. Кем она будет пока неизвестно, и их задача защитить ее от гибели в это мгновение, дать возможность самостоятельно выбрать кем быть. Самое время для удара падшего. Где же ты?
Он его нанес, только не туда, куда ждали исполнители, с замиранием сердца следя за голубым сиянием новой души. Ударил в спину Чирнелло. Игла смерти вошла, парализуя болью, в спину кота. Подло, трусливо, сзади, и черный мрак того, кого нужно было поймать, рванул в сторону административных зданий города, быстро потерявшись среди энергетических сгустков, гуляющих по площади, перед мэрией, людей.
Это провал…
* * *
— Вы верите в загробную жизнь? В переселение душ? В бога? — Цепкий взгляд писателя посмотрел прямо в душу девушки внезапно ставшими видимыми дьявольскими зрачками сквозь черные, непроницаемые стекла очков. — Можете не отвечать, я вижу ваши сомнения. Люди так устроены, что начинают во что-то верить, только когда это выгодно. Молится идут, когда становится трудно и беда стучится в двери, пытаются попросить помощи у того, в существование которого до недавнего времени сомневались, о ком даже не задумывались мимоходом, в повседневной суете.
Душа, так та вообще эфемерная штука, которую нельзя пощупать, а то, что иногда болит, это просто грудная жаба, извините за непопулярный, устаревший сленг. Как может переселится то, чего нет? — Он встал и пройдясь нервно по комнате снова сел напротив. — Так вот милая барышня. Перед вами живые доказательства существования другой реальности, недоступной взгляду простого смертного, пока, конечно, он существует в материальном теле, и вы оказались неожиданным и нежелательным свидетелем, с которым мы теперь не знаем, что делать.
— Вы меня убьете? — Вернера еще сильнее вжалась в кресло, хотя вроде было уже некуда, и непроизвольно подняла руки, словно прикрывшись ими от удара.
— Глупости вы говорите, дорогая Вернерра, если бы мы хотели убить, то не распинались бы тут перед вами. Кофе? — Черный джентльмен, опустил перед ней на стол чашку. — Пейте не сомневайтесь. — Прокаркал он. — Очень вкусно, особенно без сахара, этот сладкий яд, знаете ли, напрочь убивает вкус любого напитка. — Он присел на краешек стола и мило улыбнулся, но почему-то от этой улыбки дрожь пробежала