Я сжимал кулаки, гнал прочь навязчивые образы ночного кошмара, заменяя их холодной яростью. Они здесь. Они рядом. Шепот из глубин сознания становился громче, навязчивее, сливаясь с воем ветра. Не слова, а ощущение: Уйди. Сгинь. Ты не нужен.
И вот сквозь частокол черных стволов мелькнул свет. Слабый, дрожащий, но живой. Желтый, теплый отсвет факела. Сердце екнуло — не от радости, а от внезапного контраста. От осознания, что тут еще теплится жизнь.
Пост был жалок и героичен одновременно. Небольшая, полузасыпанная снегом и серой пылью поляна. Два бревенчатых сруба, больше похожих на сараи, с крошечными окошками, затянутыми бычьими пузырями. Высокий частокол из заостренных бревен, почерневших от времени и непогоды. Над воротами — ржавый фонарь, в котором трепетал тот самый жалкий огонек, пробивший мрак. И над всем этим — зловещая тишина, нарушаемая лишь воем ветра и треском факелов в руках часовых.
Часовые… Они выглядели не солдатами, а призраками. Изможденные лица, впалые глаза с лихорадочным блеском. Толстые тулупы, обледеневшие по краям. Они стояли на вышках, вжавшись в дерево, их взгляды были прикованы не к нам, а куда-то вдаль, за частокол, в сторону нависающей серой пелены, что виднелась сквозь редкие деревья в конце поляны.
Пустошь. Она была уже здесь. Близко. Очень близко. Ее дыхание — тот самый металлический привкус в воздухе, смешанный с запахом гнили и озона — здесь можно было не просто ощутить. Его можно было вкусить. Давление нарастало, физически давя на барабанные перепонки.
Нас встретил начальник поста — лейтенант с лицом, изборожденным морщинами и шрамами, больше похожий на корень вывороченного дерева. Его рапорт был краток, голос хриплый, словно перетертый песком Пустоши.
— Ваше Темнешество. Пост «Веха». Все спокойно. — он бросил короткий, оценивающий взгляд на меня. В его глазах не было ни любопытства, ни страха. Была лишь глубокая, бездонная усталость и знание чего-то ужасного. — Глотка… — он кивнул головой в сторону серой пелены, — сегодня тише обычного. Туман густой. Час назад… свет. Голубой. Вспышка. Глубоко внутри.
Последний огонек цивилизации. Последний островок хрупкого порядка перед хаосом. Внутри частокола царила гнетущая атмосфера ожидания конца. Гарнизон — человек двадцать таких же изможденных теней — копошился у низких срубов. Кто-то чистил оружие с механической тщательностью, кто-то тупо смотрел в костер, разведенный в железной бочке. Ни смеха, ни разговоров. Только треск огня, вой ветра и тишина, звенящая от напряжения. Они жили на краю пропасти, каждый день глядя в бездну. И бездна глядела в них. Это место высасывало душу.
Я подошел к западным воротам поста. К краю. Частокол здесь был выше, крепче. За ним лес резко обрывался. Вернее, не обрывался, а превращался. Деревья становились низкими, корявыми, покрытыми толстым слоем серого инея, похожего на пепел. А дальше… Дальше начиналось Серое Ничто. Туман. Густой, неподвижный, мертвенный туман, поднимавшийся от земли и сливавшийся с низким, грязно-свинцовым небом. Он поглощал свет, звук, форму. Он был живым и мертвым одновременно. Карельская Глотка. Граница Пустоши. Отсюда мне предстояло войти туда. Одному.
Капитан Совин подошел вплотную. Его каменное лицо было непроницаемо, но в глазах читалось что-то… почти человеческое. Предостережение? Сожаление?
— Ваше Темнейшество. Полчаса до вашего выхода. — он протянул мне небольшой, теплый от тела кристалл — сигнальный. — Шесть часов. Первый сигнал. Иначе… — он не договорил, лишь кивнул в сторону гарнизона, который уже готовился к возможному прорыву. — Удачи.
— Оставь себе. Будешь подавать сигналы каждый шесть часов. Сам.
— Но… — попытался возразить он.
— Это приказ, — сверкнул глазами я. — Мне некогда там будет следить за временем, а ненужная магия может привлечь внимание. Три дня, после чего делайте, что хотите. Но говорю сразу — время там может течь по разному. Поэтому не стоит сразу бросаться меня спасать. Лучше просто ждите и верьте, что я вернусь.
Больше возражений не последовало.
Ярость ночи сменилась ледяной сосредоточенностью. Страх был, но он был далек, как шум моря. Главное — здесь. Эта серая стена. Этот шепот в крови, ставший почти невыносимым, зовущий и угрожающий одновременно. Понимание? Да. Но и нечто большее. Испытание. Проверка на прочность меня самого и той странной связи, что тянула меня сюда.
Я проверил снаряжение в последний раз. Нож. Арбалет. Блокнот. Секстант. Подарок отца — амулет на шее, холодный кусочек обсидиана. Меч за спиной. Попрыгал — ничего не звякнуло. Взгляд скользнул по лицам гвардейцев. По изможденным теням гарнизона. По серой стене тумана, где мерцал призрачный, больной голубой свет — как глаз чудовища.
— Открывайте ворота, — сказал я, и мой голос прозвучал чужим, слишком громким в этой мертвой тишине.
Скрип тяжелых деревянных створок. Порция ледяного, смердящего озоном и тленом воздуха ворвалась на пост. Я сделал шаг вперед. За воротами — узкая тропа, теряющаяся в серой мгле. Последний рубеж.
Я не оглянулся. Еще один шаг. И еще. Тропа под ногами стала зыбкой, покрытой серой слизью. Воздух сгустился, стал тягучим. Звуки поста — скрип ворот, фырканье коня — отдалились, словно доносясь из другого мира. Шепот в голове превратился в гул, в вибрацию, заполняющую все существо.
Я вошел в туман. Холод обжег кожу. Серость сомкнулась за спиной. Дверь в Пустошь захлопнулась.
Глава 19
Глава 19
Шаг за ворота поста «Веха» был не просто переходом границы. Это было падение в иное измерение. Туман — не воздух, а густая, серая, тягучая жижа. Он обволакивал меня мгновенно, проникая под одежду, забиваясь в ноздри и рот, неся с собой ледяной ожог и тот самый невыносимый металлический привкус тлена и статики. Звуки мира — скрип ворот, фырканье коня капитана Совина — исчезли, словно их выключили. Наступила абсолютная, гнетущая тишина, нарушаемая лишь собственным учащенным дыханием и… гулом. Низким, всепроникающим гулом, который исходил не откуда-то извне, а из самой земли, из воздуха, вибрируя в костях и зубах. Он был физическим давлением на барабанные перепонки, на виски.
Шаг, еще, еще десять -и вот он схлынул, будто его и не было. Я стоял, пытаясь сориентироваться. Видимость — от силы пять шагов. Серость везде, под ногами — зыбкая, тусклая, похожая одновременно на пепел и слизь субстанция вместо земли; вокруг — клочья тумана, принимающие зловещие очертания; над головой — все та же свинцовая муть, скрывающая небо.
Воздух был мертвым. Ни запаха хвои, ни сырости — только озон, горечь и пыль забвения. Легенды