Мы смотрели. Два жалких островка плоти и воли посреди океана первозданной мощи. Рубин висел перед нами — холодный, совершенный, непостижимый. Его кроваво-красное сияние выжигало саму мысль о сопротивлении. Наши атаки были уколами булавки против горы. Отчаяние, густое и липкое, подползало к горлу, пытаясь парализовать последние остатки воли. Чем его разрушить? Но долго думать нам не дали.
Сердце вздрогнуло.
Это была не просто пульсация. Глубокий, осмысленный толчок, от которого затрещали зеркальные стены зала. Рубин внезапно закружился. Не медленно, величаво, как прежде. Стремительно, яростно, как разъяренный волчок. Его грани вспыхнули ослепительным, невыносимым багровым светом. И из каждой грани — из каждой! — хлынули лучи острей алмазной нити.
Они не резали. Они стирали. Все, чего касались. Камень зеркальных стен под их прикосновением не плавился — он исчезал. Просто переставал существовать, оставляя после себя зияющие черные провалы в небытие. Воздух завыл, разрываемый на молекулы. Пространство вокруг лучей искривлялось, пульсировало больными, невообразимыми цветами. Солнце Пустоши взошло в своем святилище, и его лучи несли абсолютный Конец.
— Что делаем, Видар? — взвизгнула Вивиан.
— Валим отсюда на хрен! В жопу это Сердце и его заморочки! Сюда надо приходить с воеводами, обвешанными сильнейшими артефактами!!! — заорал я, инстинктивно рванув Вивиан в сторону, под прикрытие массивного обломка черного камня. Благо, зал был усеян ими после нашей последней битвы с хранителями.
Серая Пелена вокруг нас взвыла, заискрилась, затягиваясь под ударами эманаций, как кольчуга под ударами меча. Каждый луч, проходящий даже в метре от нас, выжигал куски нашей защиты, высасывая силы. Мы прижались к камню, чувствуя, как адское сияние опаляет кожу сквозь одежду, как вибрация выбивает зубы.
И тут случилось второе кошмарное действо. С зеркально гладких стен зала, отовсюду, распахнулись проходы. Десятки. Сотни. Как черные пасти гигантского чудовища. И из них хлынула волна.
Живая река. Монстры всех видов и размеров, виденные нами ранее и невиданные вовсе — склизкие твари с щупальцами вместо лиц, скорпионы из черного льда, летучие тени с кристаллическими жалами, гигантские слизни, источающие кислотный туман. Они не шли — их выплевывала сама Пустошь. И все они в едином безумном порыве ринулись к нам. Их глаза горели яростью. Безумием. Слепой, фанатичной ненавистью, направленной Сердцем.
— Нам конец. Теперь мы точно умрем! — прошептала Вивиан, ее глаза были полны чистого ужаса.
Но лучи Рубина не делали различий. Они косили и подбегающих монстров, как острый серп летнюю траву. Твари влетали в багровые лучи — и растворялись. Бесследно. Без крика. Просто переставали быть. Их прах мгновенно поглощался всепожирающей энергией Сердца. Но это не останавливало безумцев. Они лезли вперед, толкаясь, топча друг друга, заполняя зал кишащим, ревущим месивом плоти, хитина и тьмы, которое методично испарялось под лучами. Это был не штурм. Это было жертвоприношение. Бесконечное, бессмысленное, ужасающее. Пустошь скармливала свои порождения своему же Сердцу, лишь бы добраться до нас — двух песчинок, посмевших нарушить его покой.
Наш камень, под которым мы нашли укрытие, дрожал под ударами тел и эманаций. Но по какой-то прихоти Сердца еще не был разрушен. Серая Пелена таяла на глазах. Вивиан, бледная как смерть, пыталась ставить барьеры праха, но они крошились, как будто были сделаны из песка. В воздухе стоял невообразимый гул — рев монстров, шипение аннигилируемой материи, грохот рушащихся участков стен и всепроникающий, победоносный гул самого Сердца.
— Видар! Мы не выдержим! — крикнула Вивиан, отстреливаясь сгустком некротической энергии в морду твари, прорвавшейся сквозь завесу огня. Тварь рассыпалась, но её место заняли три другие. — Лучи… они приближаются!
Она была права. Круги разрушения, расходящиеся от вращающегося Сердца, ширились. Наш камень уже был изъеден по краям, превращаясь в призрачный силуэт. Чёрные провалы небытия подползали к нашим ногам. Сквозь щиты прорывался невыносимый жар. Ещё минута — и нас либо сотрут лучи, либо растерзает безумная орда.
Выбора не было.
Я схватил Вивиан за руку. Глаза метнулись к ближайшим распахнутым проходам. Они тоже были под обстрелом лучей, и из них все еще лились монстры. Но один, чуть левее, казался… чуть менее активным. Менее освещенным.
— ТУДА! — заревел я, перекрывая грохот ада. — БЕЖИМ!
Мы рванули. Не думая. Не рассчитывая. Чистый инстинкт выживания. Серая Пелена, истекая последними силами, сжалась вокруг нас в тугой кокон, отражая щупальца, клыки, брызги кислоты. Мы петляли между рушащимися глыбами, прыгали через чернеющие провалы в небытие, чувствуя на затылке дыхание багровых лучей и воющую ярость орды.
Один луч чиркнул в сантиметре от моей спины — куртка вспыхнула и исчезла, кожа на спине запылала адской болью. Вивиан вскрикнула, отшвырнутая ударом хвоста какой-то твари — я успел поймать её на ходу, не останавливаясь. Монстры хватали за одежду, за ноги, но наши отчаянные удары (кинжал смерти Вивиан, сгусток чистой воли из моей ладони) срывали их хватку. Это был не бег. Падение в пропасть, где пропастью был сам ад.
Вот он — проход. Черная пасть в зеркальной стене. Из неё всё ещё вываливались монстры, но их поток ослабел. Мы нырнули в неё, как в последнее убежище, в последнюю секунду. Серая Пелена, содрогаясь, приняла на себя удар нескольких щупалец и клыков, прикрыв наш вход.
Я оглянулся на долю секунды. Зал Сердца был морем багрового света, кипящей тьмы и бесконечного уничтожения. Солнце Пустоши сияло в центре, пожирая своих детей, чтобы достать нас. Его гул провожал нас — торжествующий, неумолимый.
Потом темнота прохода поглотила нас. Мы бежали, спотыкаясь о неровный пол, задыхаясь от дыма, гари и собственного ужаса. Гул зала быстро стихал, сменяясь гулким эхом наших шагов в узком туннеле. Багровый свет исчез. Осталась только темнота, прерываемая слабым свечением моей почти погасшей Серой Пелены и дрожащим огоньком в ладони Вивиан.
Мы остановились, прислонившись к холодной, шершавой стене. Груди вздымались, выплёвывая прогорклый воздух. Спина горела. Руки дрожали. В ушах все еще стоял рев апокалипсиса.
— Мы… мы выжили… — прошептала Вивиан, ее голос был хриплым от напряжения.
— Пока… — выдавил я, ощупывая обожженную спину. Больно. Но жить можно. — Ничего… Мы ничего не смогли сделать… — горечь поражения, что ощущалась острее любой раны, заполнила рот.
Она молча кивнула в темноте. Ее огонек выхватил из мрака ее лицо — изможденное, покрытое копотью и кровью, но с тлеющей искоркой упрямства в глазах.
— Но мы живы, Видар. Мы убежали. У нас