Едва всплыли, как я тут же взялся за установку стремянки. За горизонтом видны множественные дымы, но кто-есть кто, решительно непонятно. Один из них значительно в стороне, и что-то мне подсказывало, что это «Бойкий».
Им командует достаточно опытный, решительный и инициативный лейтенант Гадд. М-да. Фамилия конечно подкачала, но хорошо, что ассоциация ничуть не соответствует истине. На Георгия Оттовича можно положиться целиком и полностью. Вооружившись секстантом быстро прикинул координаты, и поспешил вовнутрь к радиостанции.
Вообще-то у нас имелся телеграфист, которого специально взяли именно для этого похода. Ведь нужно же после боя как-то обнаружить «Форель», запас хода которой ограничен. Дрейф вовсе не означает, что лодка останется в прежней позиции, её ведь непременно снесёт течением.
Однако, я не стал отдавать распоряжение телеграфисту, и уж тем более не собирался ничего говорить командиру. Тот сейчас на взводе из-за того, что отклонился от плана прописанного командующим в мельчайших деталях, и промахнулся. Тронь его, и бог весть чем всё обернётся. Я между прочим тоже не мальчик для битья и меня буквально колотит от злости. Поэтому всё делал молча.
– Матрос Кошелев, что ты делаешь? – резко окликнул меня лейтенант.
– Выполняю свои обязанности, ваше благородие, – вытянулся я в струнку перед рубкой с поднятым люком.
Вообще-то, не так чтобы и просто. Палуба скользкая, волнение незначительное, но «Форель» небольшая лодочка, так что даже этого достаточно, чтобы её раскачивало.
– Ты должен выполнять мои приказы, матрос.
– Прошу простить, ваше благородие, но сейчас я выполняю приказ полученный лично от его превосходительства вице-адмирала Скрыдлова, согласно разработанного плана похода.
Вот так тебе коз-зёл! Задрал. Знает, что обосрался, но и не думает сдаваться.
– Здесь командую я, матрос.
Всё. Ты меня достал придурок. Я решительно опустил крышку люка ходовой рубки, отсекая нас от остального личного состава, и ухватив лейтенанта за руку, отвёл его в сторону на пару шагов.
– Тимофей Леонидович, я просто выполняю приказ отданный лично его превосходительством. Не мешайте мне, или я вынужден буду доложить об этом.
– Да как ты…
– Там люди гибнут, ваше благородие. Под суд меня отдадите когда вернёмся во Владивосток. А сейчас давайте закончим то, что начали, – вперив в него холодный взгляд, не попросил, а потребовал я.
Вот гадом буду, попробовал бы он что-то вякнуть, и полетел бы за борт. Я бы ему ещё и по темечку стукнул. И как-то плевать, что за нами могли наблюдать в тот же перископ или в иллюминатор.
Я вернулся к рубке, откинул крышку, и спустился вниз. Телеграфист и минный машинист старательно отводили от меня взгляды, усиленно изображая занятость. Не дураки, понимают, что я не простой матрос, а из разжалованных, и соответственно с командиром у нас всё может быть не так уж и просто.
Телеграфист уступил мне место, и я сел за ключ. Быстро отстучал на «Бойкий» сообщение с координатами. Получил ответ, и тут в эфире послышалась тарабарщина. Японцы начали забивать его своей передачей. Впрочем, момент упущен и это уже не имеет значения.
Я поднялся на верхнюю палубу и вновь взобрался на стремянку, чтобы нас лучше было видно с идущего к нам миноносца. С Рааб-Тиленом больше не обмолвились и словом, словно нас друг для друга и не существовало. Да и пошёл он в пень, самолюбивый п-придурок.
Дым с запада вскоре материализовался в приближающийся кораблик, в котором, с помощью морского бинокля, я рассмотрел «Бойкого». Вот только и с юга приближались дымы. Причём, судя по всему либо это крупный корабль, либо парочка миноносцев, идущих полным ходом.
Убедившись в том, что нас заметили я спустился на палубу и сноровисто разобрал стремянку. Специально делал всё так, чтобы это можно было провернуть быстро. Как знал, что счёт будет идти на минуты.
– Ваше благородие, спускайтесь и закройте крышку. Как только увидите, что я перепрыгнул на «Бойкого» сразу ныряйте.
Тот не ответил мне, и молча полез в люк рубки. Хлопок, скрежет, шелест, щелчок вставшего на место стопора. Всё. Я остался один. Сейчас если лодка погрузится, надолго меня не хватит. Здешние воды и без того не отличаются теплотой, а тут ещё и середина октября. Бабье лето, бабьим летом, но водица уже холодная.
Лейтенант Гадд знал своё дело туго, и прошёл рядом с «Форелью» сильно снизив скорость. Об остановке нечего было и мечтать. Да я на неё и не рассчитывал. И уж тем более, в условиях, когда с обоих японских миноносцев открыли по нам огонь из трёхдюймовок. Один из снарядов упал достаточно близко, чтобы сказать, что взял нас под накрытие. И тут же заработал дымогенератор, скрывая нас от неприятеля плотной молочно-белой завесой.
Я разбежался по скользкой палубе и оттолкнувшись прыгнул на миноносец. В смысле вытянулся во весь рост и протянул руки в надежде ухватиться за леера. Хорошо, что меня страховали. А то, прямо как в том кино, мне не хватило каких-то нескольких сантиметров. Ещё немного и я искупался бы в студёных водах, а так, всего-то замочил ноги по колени. Ерунда. Но нужно будет потренироваться в прыжках в длину.
– Вы как в порядке, Олег Николаевич? – протянув руку, встретил меня лейтенант Гадд.
– В полном, – ответил я на рукопожатие, под очередные близкие разрывы японских снарядов.
– Я вижу, у вас не получилось.
– Не у меня. Но да, не получилось, – а вот ни единой причины щадить чувства самолюбивого придурка.
– Понятно, – хмыкнул командир «Бойкого».
После чего без обиняков указал мне на орудийную площадку, и я поспешил к семидесятипятимиллиметровой пушке Кане. Я от предвкушения даже руки потёр. У француза получилось отличное орудие, это уже наши перемудрили с экономией, и оснастили его болванками, вместо нормальных гранат.
Впрочем, как раз на «Бойком» с этим дела обстояли более или менее нормально. Гадд был однокашником Колчака, и состоял с ним в приятельских отношениях. Поэтому, в отличии от остальных командиров артурских миноносцев, он завёл не только дымогенератор, но и ввёл в боекомплект своего главного калибра гранаты, переделанные из трёхдюймовой армейской шрапнели. Так что, выбрал я этот корабль совершенно не случайно. Ещё и во Владивостоке успел подсуетиться на переделку полусотни снарядов, чему Гадд ни разу не сопротивлялся.
Едва взбежал на площадку, как артиллерийский кондуктор протянул мне мой бронежилет. И на четверых матросах помогавших в обслуживании орудия такие же. Как и каски, которую я поспешил водрузить себе на голову. Хорошая привычка. Правда, моим парням не понравилось, что ради этого я их раздел. Успели оценить средства