– Прости меня…
– И это тоже лишнее, – качает головой Ксюша и шмыгает носом, резкими движениями смахивая слезы с лица. – Дим, я не могу обещать, что перестану тебя любить. Не могу обещать, что забуду. Ты и мои чувства к тебе уже слишком глубоко, и это не мешает мне, никогда не мешало. Это не заноза или что-то вроде того, а моя неотъемлемая часть. Одна из лучших. Одна из любимых. Но кое-что тебе я все-таки пообещаю: я справлюсь, буду жить дальше. Так хорошо, как только получится. Я не сдамся. Клянусь! И если тебе когда-то станет интересно, как у меня дела, то, узнав, ты будешь рад за меня и горд, потому что я собираюсь делать лишь то, чем смогу гордиться. Собираюсь выбирать только то, что сделает меня счастливой.
Дима теряет контроль над телом, почти не дышит. Слушает и смотрит, словно издалека, застыв посреди своего зеркального зала, где теперь лишь ее отражения: десятки лиц со всех сторон; десятки пар блестящих небесных глаз; десятки розовых прекрасных губ.
– Ты всегда был моей мечтой, Зимин. – Ксюша сокращает дистанцию между ними, касаясь ладонью его похолодевшей щеки, и улыбается сокрушительно нежно. – Сколько я себя помню, было именно так: первый во всем, в каждом списке желаний, только ты. И ты не перестанешь быть ею – моей мечтой.
Голос Моревой проносится по залу, точно ураган. Спокойный, но наделенный невероятной силой. Пол вибрирует, хруст треснувших зеркал закладывает уши Зимина. Трещины ползут по блестящим поверхностям, расширяя старые расколы и проводя новые. Лица Ксюши множатся. Она повсюду.
– Я точно не знаю, что именно ты о себе думаешь. Да это и неважно сейчас. Ты обычный парень, а люди ошибаются на свой счет даже чаще, чем на чужой. Но я расскажу тебе, кто такой Дима Зимин. Расскажу о том, кого я знаю. Он точно есть. Ты его не придумал. Ты был им и остаешься до сих пор.
Осколки звенят, звуча как безумные крики отчаяния. Куски зеркал падают, бьются о мраморный холодный пол и разлетаются крошками, истошно визжа. Дима не может это остановить. Не понимает, что происходит, ничего не контролирует.
– Он очень добрый. Смелый и ответственный. Он лучший из всех, кого я встречала. Самый теплый и уютный. Когда я с ним, мир меняется, становится безопасным и радужным. А еще он сильный. Очень сильный. Он запретил себе бояться, сражаясь за других, хоть ему самому нужны были помощь, защита, забота. Он заслуживал и заслуживает их, как никто другой. И он должен был получить их от тех, кого все это время оберегал.
Ксюша замечает, как округляются глаза Димы. В них столько паники, столько болезненного отчуждения. Он боится это слышать. Боится, потому что это правда, бросающая тень вины на его близких. И, вопреки всему, эта тень невероятно тяжела, физически ощутима. Она не ломает костей, а вот психику даже очень.
– Прости нас, Дим. Ты не хочешь, чтобы мы знали, и я понимаю почему. Не хочешь, чтобы мы винили себя, снова нас защищаешь. И, вероятнее всего, другие не узнают, ведь ты будешь еще осторожнее, еще хитрее, но, раз уж я тебя поймала, то… Я прошу у тебя прощения за всех нас. За твою маму и отца, которые взвалили на тебя слишком много и оставили одного в самый жуткий момент. Прости за Мишу и за Сашу. За то, что они чересчур на тебя полагались. За то, что приходилось решать их проблемы, забывая о себе. И я тоже прошу у тебя прощения… – голос Ксюши срывается на хрип, и Дима запрокидывает голову, таращась в потолок и практически задыхаясь. Морева врезается лбом в ключицы Зимина и продолжает с решительным надрывом: – За то, что тебе приходится переживать за меня. Прости нас. Умоляю, прости. Мы не заметили, не досмотрели, упустили. Дима, так не может продолжаться. Пожалуйста, прошу тебя, остановись. Ты сделал даже больше, чем должен был. Отдал нам все. Хватит! Достаточно. Ты не обязан. Отпусти это все, перестань стараться для других. Дальше мы сами, а ты… ты важен для нас, просто так, без причин. Поверь мне, это правда. Ты можешь злиться, можешь бояться, ненавидеть, обижаться, сомневаться и ошибаться. Кричать, крушить все, менять, передумывать, но ради себя. Слышишь? Только ради себя. Это право не нужно заслуживать, оно есть у тебя с рождения. Ты здесь не для того, чтобы облегчать чужие жизни, а для того… чтобы жить свою.
Звук голоса Ксюши резонирует со звоном разбивающихся зеркал. Все они, одно за другим, осыпаются и превращаются в горы осколков, устилающих пол. Впереди виднеется что-то – еще одно зеркало. Новое, большое, бесконечно тянущееся ввысь, пронзая пустоту. Дима шагает к нему, приглядываясь. В ступни вонзается острая крошка, ноздри, нёбо и горло саднят при каждом вдохе и выдохе. Там она, тоже она. Отражение Ксюши, мерцающее в синеватом свете, ласково улыбается Диме и протягивает руку, но не ему. Появляется ребенок лет девяти, тянется к раскрытой ладони Ксюши, но боязливо отдергивает руку, поглядывая на взрослую версию себя, что уже еле стоит на ногах. Дима в ужасе смотрит на себя маленького: огромные темные глаза в красной сетке воспаленных капилляров, веки и нос опухшие, губы сухие, искусанные. Выцветшая серая с мышами пижама не по размеру, на правой ноге два носка – красный и желтый – как оберег от кошмаров. Он все это время был здесь, все эти годы, запертый за стенами круглого зеркального зала, в центре которого была другая часть Димы Зимина – та, которая была нужна окружающим, вынужденно повзрослевшая, собранная, беспроблемная и безэмоциональная.
– Я, наверное, не имею права еще о чем-то просить тебя, но прошу… – произносит Ксюша, и ее образ исчезает из зеркала, растворяясь в светящейся дымке. Морева остается лишь в реальности, продолжая цепляться за окаменевшие плечи Зимина. – Пожалуйста, Дима… пожалуйста, пойми, ты не существуешь как чья-то подстраховка или тень. Распечатай все то, от чего пришлось отказаться для спокойствия других. Это непросто, но ты и сам знаешь, способы есть, выходы есть. Ты видел все варианты своими глазами – хорошие, правильные.
Малыш в отражении с обидой смотрит на того, кто бросил его здесь. Его губы кривятся, и пронзительный плач, переходящий в визг, заполняет разрушенное зазеркалье. Дима морщится от режущей боли в груди, от количества эмоций, что стремительно наполняют его. Он не может поверить, что наконец-то увидел в одном из зеркал себя – одинокого и страдающего мальчишку, которого никто не спас,