Глава III. Выставка
Наступило лето. На календаре, конечно, значилось десятое января, ведь вчера, когда мы подчищали Седьмой этаж, было девятое, но кого волновало легкое чудачество природы в сравнении с разрушением мироздания?
Комичная пара – щегольски разодетый парень в солнцезащитных очках-«авиаторах» и девчонка в белом кружевном платье с рюшами, смахивающая на его сестру-школьницу, – охлаждались в тени помпезной арки парадного входа, которую венчала золотая скульптура тракториста и колхозницы со снопом колосьев. Рекламные щиты при входе в парк с выставочными павильонами особенно потешно смотрелись в летний день с кричащими надписями вроде: «Всероссийский форум садоводства – 2004 пройдет с 10 по 15 января» или «С Новым годом и Рождеством!». Тридцатиградусная жара посреди зимы, надо сказать, не удивляла людей-макетов: семьи гуляли с детьми, перепачканными шоколадом, влюбленные ворковали на лавочках, над цветущими клумбами разносились мелодии паркового радио.
Я обмахивалась веером, купленным у бабули. Божок в шутку протянул мне руку, увлекая:
– Позволь пригласить тебя на пляску со смертью.
– Не дождешься, – ответила я, шлепнув по раскрашенным пальцам. – Ни танца, ни смерти.
– О, не зарекайся, Иголочка, лиха беда начало – спуск к Сердцу мира обещает и первое, и второе. Гарантирую тебе долгий и насыщенный путь, – вкрадчиво произнес Ян.
Россыпь мурашек заставила поежиться.
Гнетущий фон в одночасье сменился как сугробы – травяным ковром: напарник обаятельно улыбнулся, чтобы сгладить углы, и раскинул руки, охватывая пейзаж парка:
– Ты, я вижу, девчонка не глупая, так что точно просечешь каламбур выбранного мною места! Дошло?
Залитые солнцем пешеходные дорожки ассоциировались с последним воспоминанием об этом месте… Я не могла не узнать его и моментально нашлась с ответом:
– Макеты на Выставке 3.
– В точку! – щелкнул пальцами Ян. – Остроумно?
– Обхохочешься.
Напарник, как водится, пропустил сарказм мимо ушей и продолжил:
– Давай прогуляемся. Корпоративный выезд пройдет без сучка и без задоринки, а, знаешь, почему? Потому что я подготовил активности на командообразование.
– Командообраз… Ты себя вообще слышишь? – Я оторвалась от колонны и нехотя потащилась на солнцепек вслед за ретивым товарищем. – В нашей так называемой «команде» сотрудников – раз, два – и обчелся. Образовывать нечего.
Ян заливисто рассмеялся. Мы вышли на широкую аллею, которую разделяли полоски газона с семью небольшими фонтанчиками на каждой. По обочинам пестрели желто-зеленые палатки со всякой всячиной и угощениями. Гуляли толпы радостных, как поросята на свиноферме, макетов.
– Иголочка, ты…
Велосипедист, отвлекшийся на что-то, чуть не наехал на меня. Но напарник изящно увлек зазевавшуюся спутницу в сторону. Он придерживал меня за талию, пока горе-ездок не свалился в один из фонтанчиков, оставив после себя лишь столб воды. Я высвободилась из рук Яна и подбежала к месту аварии. С подозрением осмотрела сполотую колесами траву и искореженный велик. Велосипедист вылез из чаши фонтана, отжал шорты и вылил из шлема мутную воду.
– Твоих рук дело? – спросила я у ликвидатора, очень гордого собой.
Он покрутил ладонями со словами:
– Судьба наказала. И поделом ему.
Я заметила тату на левой руке. Рисунки отличались от тех, что открывали замки дверей. Прежде я не замечала их. На указательном пальце был наколот символ, состоящий из восьми стрелок, указывающих в центр. На среднем эти же стрелки, напротив, расходились из сердцевины острыми лепестками.
– Почему ты прикидываешься дурачком, Ян? Олежу со свитой без труда на север отправил, а в метро ломал комедию. Дух противоречия.
Ян зубоскалил, придерживая дужку «авиаторов». Мне стало не по себе в его присутствии – не в первый раз за последние дни. Не дождавшись ответа, отвернулась. Убедившись, что спортсмен цел и ковыряется с велосипедной цепью на траве, я предложила пойти дальше.
Шумели фонтаны. Солнце припекало. Аппетитные ароматы окутывали палатки с закусками. Макет ракеты-носителя «Восток» возвышался в центре просторного пятака земли. Внизу, в тени космического собрата, умещался муляж пассажирского самолета. Судя по баннеру, растянутому вдоль опущенного трапа, в салоне торговали зарубежной техникой. Как и я порой, железная птица забывала о своем прошлом.
Парк представал таким, каким запомнила его из детства: неспешный круговорот чертового колеса на горизонте, ростовые куклы Микки Мауса и Дональда Дака в обнимку с рыдающими детьми. Среди них – пятилетняя я, гуляющая за руку с папой.
Раздалось хлопанье крыльев – стая воронья подралась с голубями за россыпь попкорна. Гуталиновый ворон уставился на меня единственным целым глазом-бусинкой. Словно мысли читал.
«Не осуждай, глупая птица. Я знаю, что бессмысленно искать отца среди живых».
Бог бродил между здоровенных шасси выставочного образца Яка-42 и одобрительно хмыкал, щупая металлические перекладины:
– Земные прелестницы наверняка в восторге от пилотов таких крошек, верно? – Ян дотянулся кончиками пальцев до брюха самолета, нависнув надо мной, как атлант, подпирающий балкон. – Полетала бы со мной?
У меня округлились глаза от фантазии с недотепой за штурвалом, и я сказала:
– Пожалуй, откажусь от заманчивого предложения разбиться насмерть. – Подул шаловливый ветерок, заставивший придержать волосы. – И вообще, на твоей родине перемещаются на летающих тарелках, насколько мне известно из кинематографа.
– Чашках.
– Три раза «ха». – Я шаркнула ногой. В нос ударил запах вареной кукурузы, и живот отозвался нытьем. – Отказываюсь играть в твои невероятно увлекательные игры на голодный желудок. Давай перекусим.
Ян подвел меня к палатке с едой и напитками. За прилавком суетилась продавщица в синем фартуке, наперебой предлагая пломбир, газировку или выпечку. Напарник сказал:
– А ты зришь в корень, Иголочка, – он наклонился ко мне и заговорщически подмигнул, – я про твой праздничный завтрак.
Я сразу не поняла, о чем речь, но, когда вспомнила, с каким остервенением Ян набивал щеки пирожками из подземного киоска, невольно ухмыльнулась. Обхватив локти, сделала шаг в сторону от смазливой физиономии и притворно вчиталась в прейскурант.
– Даже не спросила, почему я так выразился, что ты зришь в корень! – протянул Ян, назойливо материализовавшись в моем поле зрения. – В твоем обществе не принято поддерживать диалоги?
– В моем обществе принято излагать мысль до конца, а не мурыжить с дешевыми интригами… – я поперхнулась словами из-за того, что мне под нос сунули ярко-салатовый кубик. – Жвачка?
Приняв ее, развернула под речь Яна, вольготно разместившегося на морозильном ларе с мороженым:
– Когда ты пробуешь что-то впервые, – сказал он и постучал по виску, – в мозгу образовываются совершенно новые нейронные связи. Мать угощает ребенка, скажем, арбузом в погожий августовский день: пиши-пропало, отныне чувак – пожизненный раб этого полосатого ублюдка!
Жвачка была обернута во вкладыш. Я зажевала резинку и развернула послание, на котором изображались мальчик и девочка, приложившаяся ухом к двери. Надпись гласила:
«Любовь – это…»
– Мы охотимся