– А уморительная ты девка, Верка… – Эвелина перестала смеяться, заострив взгляд на моем лице. – Эй, ты в порядке?
Сделав глубокий вдох, я присела на складную табуретку. Раскидала по настилу джемперы, футболки, носки, блузки, брюки и кратко кивнула.
– Вот ты смеешься надо мной, а я уже почти накопила на учебу, – подбоченилась попрошайка. – Летом пойду подавать документы на платное отделение. Есть шанс перевестись на бюджет, если место будет. За заслуги. Получу вышку, а после, Вер, после я, наверное, открою кафе-кондитерскую.
– Вот как. Достойная мечта, – я подперла щеку кулаком. Честно говоря, не особенно верилось в слова такой же неудачницы, как я.
Но ответ Эвелины заставил меня оторопеть и покрыться мурашками:
– Никогда не спрашивай нас о таких вещах, Вера Беляева, – произнесла она, безумно вращая глазами, и накрыла губы пальцем. – Тс-с. Кругом – лож-ж-ж-жь.
Тон ее голоса превратился в телефонный гудок, перебиваемый помехами. Лицо нечеловечески исказилось, словно перед сердечным приступом, а глазные яблоки выкатились из орбит. Сглотнув, я приготовилась окликнуть ее по имени. Но кто-то опередил меня: Веля мгновенно пришла в себя, метнула взгляд в сторону и одними губами артикулировала: О-л-е-г.
Какая-то напасть, и все ведут себя, как герои триллера. Кто в итоге сумасшедший: Вера Беляева или планета Земля?
«Еще и Олег приперся, сегодня Вальпургиева ночь, что ли? Сплошная нечисть повылезала…»
Со вздохом закатив глаза, обхватила себя за локти.
– Салют, торговки, – Олег – лысеющий мужчина в черном полупальто – потряс парой перчаток из искусственной кожи, – как бизнес?
Я покосилась на Велю, все еще держа в памяти ее жуткое лицо. Она не заметила своего временного помешательства. Да что со мной сегодня такое?
– Утро доброе, Олежа, – неприветливо отозвалась я.
– Беляева, это что за панибратство? Я тебе дружок с улицы? – раскраснелся мой начальник. – В школе не учили уважать возраст?
– Из курса литературы вызубрила никогда не заводить разговоров с незнакомцами, – пожала плечами я. – Не со зла же, просто переняла мамину привычку. Хочу наладить дружбу с потенциальным папашей.
– Ты из меня лоха не строй, шавка ревнивая! – Олег смерил меня пристальным взглядом; я рефлекторно переступила с ноги на ногу. – Очевидно, что ты сбываешь часть шмотья. Где вторая сумка? Левачишь?
– И что мне делать с ворованными вещами, если их не берут даже с твоей точки? – развела руками я. – Кому нужна эта отрыжка подвальной моды?
– Поглядите на нее, Коко Шанель выискалась! Ты у меня уже вот где сидишь, – он постучал ребром ладони по кадыку и ткнул пальцем в лицо. – Не кусай руку, которая тебя кормит, госпожа Беляева, иначе живенько окажешься на улице.
Чувствовалось, что он не шутил. Я запротестовала, театрально сложив ладони в молитвенной позе:
– Олежа Палыч, каюсь, осознала грех. Торговать в подземке – предел моих мечтаний. Не лишай меня единственной радости в жизни.
– Прибереги рамсы, малолетка. Ты у меня допрыгаешься! Если за два дня не сбудешь месячный шмот, вылетишь с точки как пробка из бутылки шампанского. Просекла?
– В сказках на невыполнимые задания дается три дня.
Олег, успевший отойти, обернулся и по-волчьи оскалился, обнажив золотую коронку на переднем зубе:
– А мы не в сказке живем, не врубилась еще?
Когда начальник оставил переход, я продолжила выкладку товаров, погрузившись в мысли. У меня не атрофировалось понятие признательности. Олежа дал мне способ заработать на хлеб, но только потому, что увязался за юбкой моей горе-мамаши. Благодетель сомнительный, но не будь у меня работы с девятью-то классами образования, мы бы жили с мамой в коробке из-под холодильника на Площади трех вокзалов.
А Олежа… Олежу турецкие джинсы волновали больше, чем моя безопасность. Что, собственно, справедливо, потому что я стоила не дороже, чем пара из потертой синтетической ткани. В глубине души теплилась надежда, что он пудрит мне мозги в воспитательных целях – работаю на Олега Лысого не первый год: в последние пару недель что-то резко изменилось, и он на меня взъелся. С мамой, что ли, рассорился?
Пусть по мне нельзя было такого сказать, но я патологически искала в людях светлые стороны. Они мне нравились, за исключением живодеров и эстрадных певцов, поющих под фонограмму.
В облаке мыслей встала на носки и попыталась попасть крючком вешалки в звено одной из цепей, что свисали со стенда-витрины. Несколько курток развесила на среднем уровне, но с мужским пальто, что следовало разместить выше остальной верхней одежды, из-за низкого роста не справилась. Кряхтела-кряхтела – безрезультатно.
– Помочь?
Я обернулась через плечо. Передо мной стоял уличный музыкант Андрей.
– Не пугай так! Показалось, что ты тот самый пес, – ответила я, передав пальто парню.
– Что за пес, Вер?
– Тот, что скулит в другом конце подземки, – указала на рабочее место с гитарой и усилителем. – Страдальца либо в клинику сдать, либо усыпить.
Привыкший к грубым подколам, гитарист рассмеялся и без усилий справился с пальто. Я ответила кислой улыбкой. Кудрявый, очки в модной оправе, мягкий душой и телом. У Андрея имелась страсть к научно-популярным журнальчикам и телепередачам. Музыкант ничего не смыслил в науке, зато болтал о ней без умолку. Зева, как его прозвали за фамилию Зеваков, харизматично пересказывал сюжеты документалок, за счет чего и заработал репутацию увлекательного собеседника.
Порой, когда его пальцы уставали зажимать струны, он подходил ко мне и заводил разговор про квантовое бессмертие или кота Шредингера. На что откладывал вырученные средства – не рассказывал. Бренчал ради горстки мелочи явно не от хорошей жизни. Выражусь в манере Андрея: наша подземка – квантовый переход для отбросов.
В общем, не коллеги, а «соль земли».
Днями напролет не утихала болтовня: шли разговоры и о том, что поведение фотонов зависит от присутствия наблюдателя, и о том, на каком рынке подкручивают весы ради обмана.
Зева заметил, как я методично складываю блузки, и щелкнул пальцами:
– Ты выбрала голубую блузку, а не зеленый джемпер. Казалось бы, какая мелочь? А ты в курсе, что всякий выбор порождает две и более вселенных, где случился и не случился результат?
– …а эти же вселенные, – произнесла я параллельно с Андреем, – как снежинки, порождают свои развилки, исходя из решений наблюдателя.
– Ого, Верун, ты тоже смотришь «Квантовый замес» по четвергам? – удивился он.
– Верун? Не люблю клички, мы же не в тюрьме. Зови по имени.
У гитариста покраснели кончики ушей. Андрей