Первым опустел лоток с оливье, потом — с сосисками. Быстро растащили сырную нарезку и копченую колбасу. Лишь спустя десять минут, когда гости воздали должное другим блюдам и расселись, официантки Аня и Яна наполнили пустующую посуду, поставили шампанское на каждый столик и две бутылки — на стойку, которую облюбовали директор, физрук и Инночка-математичка.
Гости так увлеклись едой, что я попросил Аню и Яну немного оставить гостям, которые припозднились, это Каналья и Андрей… хотя нет, Андрей вон он идет.
Престарелый зять шагал, подергиваясь, спрятав руки в карманы. Войдя в кафе, остановился, закрутил головой. К нему бросилась Наташка, а я отметил, что Андрей похудел чуть ли не вдвое — все-таки разлука с любимой ему тяжело далась. Мама сидела спиной и его не замечала, увлеченная банкетом. А вот бабушка, что, естественно, соседствовала с ней, Ириной и Толиком, заметила, напряглась и подалась вперед. Андрей встретился с ней взглядом и втянул голову в плечи. Наташка взяла его за руку и потянула за собой. И тут случилось странное: он расправил плечи и зашагал за ней, занял единственное свободное место за столиком напротив бабушки, потом встал, упершись в столешницу, и усадил на это место Наташку.
Мама с отчимом развеселились и раскраснелись от бокала шампанского, уставились на него с интересом. Бабушка что-то сказала — видимо, обидное, потому что Ирина накрыла ладонью ее руку. Андрей мужественно стерпел, положил руки на плечи Наташки и заговорил, будто бы обращаясь к бабушке.
Надеюсь, про беременность он пока ничего не расскажет — незачем им знать раньше срока и портить нервы Натке. Чтобы не начался сыр-бор, я проигнорирован директора, направившегося ко мне от стойки, и поспешил к ним, встал чуть в стороне и навострил уши, готовый вмешаться.
— Какой замуж, когда ей всего шестнадцать? — возмущалась бабушка. — А тебе сколько, Ромео великовозрастный⁈
— Любви все возрасты покорны! — огрызнулась Наташка.
Раскрасневшаяся мама приложила ладони к пылающим щекам. Андрей очень спокойно заговорил, его волнение выдавало лишь подергивающееся веко.
— Поверьте, я мне было непросто решиться на этот разговор, я знал, что столкнусь с осуждением. Но правильнее быть честным. И, прося ее руки, я демонстрирую серьезность своих намерений. Я люблю Наталью, обязуюсь ее жалеть, оберегать, заботиться о ней.
— Чтобы она тебя, старика, потом досматривала? Хороша забота! — съязвила бабушка.
Андрей не стал обижаться и спорить.
— Я мог бы не приходить, так мне было бы спокойнее. И я сейчас уйду, раз беседа не ладится. Но послушайте, пожалуйста. Я понимаю, что у нас огромная разница в возрасте и даю отчет, что старюсь, когда Наташа становится все красивее и ярче. Что будет потом? Я не знаю, как любой из нас не знает, сколько нам отмерено. Может, я умру через пару лет. Но одно знаю точно и готов поклясться, что, если стану для нее обузой, то освобожу Наталью от своего присутствия, даже если она будет против, повинуясь чувству вины. А пока позвольте нам побыть счастливыми — не только мне, но и ей, потому что чувство у нас взаимное.
Его слова звучали пафосно, но я был уверен, что он искренен и именно так и поступит.
— Да, — кивнула Наташка. — Я тоже тебя люблю. И не говори так!
Бабушка заметила меня, тяжело вздохнула, махнула рукой и отвернулась от Андрея вместе со стулом. Мама же, которая тоже влюблена, была, похоже, солидарна с дочерью. Ирина и Толик делали вид, что происходящее их не касается, и ковыряли еду в тарелках. Толик не выдержал, поднялся вроде как за добавкой и увлек за собой Ирину, но Андрей не стал садиться на освободившееся место.
— Именно потому, что она несовершеннолетняя, я прошу у вас, — Андрей посмотрел на маму, — чтобы к Наташе не было вопросов, и все законно.
Бабушка делала вид, что не слышит, сосредоточенно жевала сосиску, заедая пюре и бобами, злобно поглядывая на меня. Мама хлопала глазами, раскрыв рот, и вроде была довольна происходящим. Отчим слушал без эмоций, топорщил усы, но не вмешивался.
Закончив, Андрей сказал:
— Спасибо за внимание. — И они с Наташкой ретировались.
На Наташкино место сел я, посмотрел на поджаристое куриное крылышко, и мой живот заурчал.
— Паша, — покачала головой бабушка и сказала, чуть не плача: — как ты это допустил?
— А что я должен был сделать? Запереть Наташку? Запретить ей? Так она не послушалась бы. Замуж — это ведь сейчас не навсегда, — попытался ее успокоить я. — Могло быть и хуже. Наташка могла влюбиться в подонка, в бандита… Да так и было! С Андреем она хотя бы учится и под присмотром.
— Какой позор, господи, — разочарованно проговорила бабушка и оставила тему.
Можно выдыхать? Я не рассчитывал, что они с Андреем обнимутся и расцелуются, думал, начнется скандал. Не начался — и на том спасибо. Я нашел взглядом источник второго возможного скандала — Лялину с Вероникой Игоревной и младенцем. Они сели за самый дальний столик, боясь пересечься с мамой, но она или не знала, как выглядит Лялина (что вряд ли, насколько знаю женщин, они интересуются соперницами и даже следят за ними), или, что более вероятно, ей стало все равно, и она перестала воспринимать Лялину как соперницу.
Взяв свой бокал с газировкой, я поднялся и направился к Лялиным. Меня заметила Анна, кивнула и улыбнулась. Вероника Игоревна подняла бокал, чокнулась со мной.
— С днем рождения, Павлик! Тебе сколько исполнилось? Шестнадцать?
— На год меньше, — улыбнулся я, присел рядом с Анной. — Спасибо, что пришли, теперь семья в сборе. Ну, почти. Только деда нет.
— Жаль, — вздохнула Вероника, — хотелось бы познакомиться с ним.
Анна придвинулась ближе, опустила сверток с Дианой, отогнула уголок.
— Диана Романовна спит, но тоже поздравляет тебя. Спасибо, что пригласил.
Малышка выглядела худой, изможденной и напоминала маленького сморщенного инопланетянина. Я-взрослый держал сына на руках и даже научился его мыть, я нынешний в сознательной жизни не видел младенцев так близко. Видимо, удивление отразилось на моем лице, и Анна пояснила:
— Она слабее, чем другие дети, потому что родилась раньше срока. Но хорошо набирает вес, и аппетит у нее отличный. Так что скоро будет пухлой и розовенькой.
— Я рад, что Мартыновых стало больше, — сказал я, и тут