— Убедительно, граф. Верю вам, что всё ранее сказанное не ради бравады и позёрства, а истинно мыслите так. В таком случае, чтобы вы желали получить в награду за мирный договор, случившийся трудами вашими?
— По сути, ваше императорское величество, мне и желать особо не чего, потому, как все необходимое для безбедной жизни у меня есть. Наградами, вашей милостью, отмечен предостаточно. Служу я не ради выгод разных, а для пользы отечеству. Но если помимо морального удовлетворения последует и материальное, то отказываться не буду. — бодро закончил я честно глядя на императора.
Император смотрел на меня недоумевая, а потом его затрясло от смеха.
— Ну, шельма, граф, я то уж подумал, наконец-то встретил бескорыстного человека и тут на тебе. — император хохотал пытаясь ясно высказаться. Все остальные пытались сдержанно смеяться в кулак.
— Что ж, граф, — лицо императора приобрело строгое выражение. — В воздаяние трудов ваших всемилостивейше жалуем вам:
Высочайшую дарственную на дом близ Аничкова дворца;
Тридцать тысяч рублей ассигнациями единовременно;
И десять тысяч рублей, ежегодного содержания — дабы могли вы достойно содержать сие жилище.
Всемилостивейше благодарю вас, полковник, за свершение дела тяжкого на благо Престола и Отечества.
Ныне о представлении вашем касательно охраны… Указания ваши в записке признаю резонными. Посему повелеваю: совместно с генералом Дубельтом учредить и обучить при жандармском корпусе особую команду для ближней стражи высочайших особ. Предоставляю вам полномочия на комплектование, снаряжение и вооружение оной.
— Всемилостивейший государь! — осмелился возразить я. — Но формирование сего подразделения потребует долгого времени! Я… намеревался вскоре отбыть к месту службы на Кавказ.
— Полно, граф! — сухо прервал император. — Вы прежде в кратчайший срок создали отряд особого назначения. Отправьте князя Долгорукова — ваш начальник штаба, временно, справится с батальоном. Александр Христофорович, — кивнул он на Бенкендорфа, — при всем несогласии с вашими методами, признал правоту вашу по существу. Медлить же в деле столь важной государственной нужды — не пристало. Вы неоднократно порицали караульную службу — извольте ныне явить ей образец должного и надежного устройства.
— Слушаюсь, ваше императорское величество… — покорно вздохнул я.
— А, то! Взяли за обыкновение критиковать — так потрудитесь исправить сиё неустройство. Ступайте, полковник. Вы всегда весьма искусно расстраиваете наши планы… Бог вам в помощь.
Я вышел, в который уже раз мысленно коря себя за дурную привычку ввязываться в дела, оборачивающиеся новым ярмом. И что всего хуже — сознаю этот порок, но вновь и вновь повторяю его…
Глава 28
Получив наконец все документы, я отправился осматривать подаренный дом. Он располагался неподалеку от Аничкова дворца — неспешным шагом минут двадцать, не больше. Уверен, цесаревич Александр выбрал его неспроста, с прицелом на будущее. Дом оказался хорошо отремонтирован. Передний фасад скромный, без излишеств, в два этажа.
У парадного меня встретил бравый моряк. Одет он был в чистую, но порядком поношенную форму без знаков различия. Однако выправка, осанка и сам вид выдавали в нем человека из младшего командного состава. Увидев меня, он резко вытянулся.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
— Кто таков? — спросил я, разглядывая его. В морских чинах и знаках различия я, признаться, не силен — у них всё иначе, чем у сухопутных офицеров.
— Боцманмат Егоров, ваше высокоблагородие!
— Боцманмат? — удивился я. — Что за звание?
— Старший урядник, по-вашему, — снисходительно усмехнулся морячок.
— Ну что ж, показывай, старший урядник. Хозяин я новый. Увидев мой иконостас, боцман подтянулся.
Дом, казавшийся снаружи не слишком большим, внутри открылся совсем иным. Небольшой холл, кухня и подсобки, а также вход в просторный подвал с маленькими окошками под потолком. Справа располагалась обширная гостиная. Широкая лестница поднималась на второй этаж: две просторные комнаты по краям и три поменьше — между ними. Уборные были на первом этаже и господская — на втором. Дом мне понравился, и даже очень. Не громоздкий, но уютный. Большие окна второго этажа заливали комнаты светом. Ремонт был выполнен качественно и недавно — в воздухе витали запахи свежей краски, олифы и еще чего-то строительного, древесного.
— А ты чего такой хмурый, боцман? — спросил я, глядя на его озабоченное лицо.
— Не боцман я, ваше высокоблагородие, не дослужил, — поправился он тихо. — Хмурый от мысли, что опять в богодельню возвращаться. Грех так говорить, конечно: крыша над головой, кормят… чтоб с голоду не померли. Тоска там непроглядная. Нас, бывает, подряжают на работы — как вот здесь: сторожем, охранником, по мелочи подсобить. Платят мало, но хоть что-то в приварок, не на одной баланде да хлебе сидишь.
— Заметил — хромаешь? — спросил я, указывая взглядом на его ногу.
— Так точно, ваше высокоблагородие. Ранение. Из-за него и списали. В остальном — ничего, вот только бегать не могу.
Бойцы тем временем быстро и беззвучно обследовали все помещения и собрались в холле.
— Дом крепкий, командир, — сухо констатировал Савва.
Я перевел взгляд на Эркена.
— Нужно осмотр завершить, — кивнул он, поняв мой взгляд без слов.
— Боцман, — обратился я к Егорову, — двор имеется?
— А как же, ваше высокоблагородие! Пойдёмте, покажу.
Внутренний двор оказался просторным. Два добротных сарая для хозяйства, конюшня на четыре стойла, каретная да еще какая-то постройка. Задние ворота — крепкие, на запоре. Даже дрова были аккуратно уложены под навесом — порядок.
— Ремонт сделан на совесть, — удовлетворенно отметил я.
— Куда там, ваше высокоблагородие! — махнул рукой боцманмат. — Ещё недели две после тех косоруких строителей порядок наводили. Прокоп у нас плотник знатный, вот нас и наняли — двор в чувство приводить. Они только здание латали.
Вернувшись в дом, я застал Эркена задумчиво обходящим комнаты. Паша отправился проведать Аслана.
— Ладно, боцман, на первый раз хватит, — сказал я.
Моряк замялся, понизив голос:
— Ребятки у вас, господин полковник…
— Что такое? — насторожился я.
— Да вроде всё как положено… Только глянут — мороз по коже. Опаска берет. Чувствуется — зарежут и имени не спросят.
— Брось жути нагонять, — отрезал я, хотя понимал, откуда такие мысли. — Пластуны они.
— То-то и гляжу, — кивнул Егоров. — Ходят тихо, говорят скупо…