Только боль. Только ад. Ад наяву…
– Довольно, – сухо сказал Гимель.
Застёжка щёлкнула, ожерелье вялой плетью соскользнуло с шеи Сэптена и мгновенно затерялось в траве.
Сэптен растянулся на земле. Ему казалось, он умер, но неприятный, постыдный холодок между ног – это ветер обдувал промокшие брюки – намекал на обратное.
– Вы арестованы, граф, – прогремел голос Гимеля где‐то далеко, словно на другом конце света. – Позвольте препроводить вас в тюрьму. Через три дня состоится судебное заседание.
– Почему бы… – прохрипел Сэптен, – почему бы сразу меня не прикончить? Что, ссышь?!
Гимель склонился над ним, аккуратно придерживая шляпу, и усмехнулся.
– Я – нет. А вы так и не поняли, что стихии – это благо. Они добрые. Они не для того, чтобы убивать.
β
За окном сменяли друг друга разноцветные лоскуты – зелёные луга, жёлтые поляны в пятнышках одуванчиков и бурые пашни. Никаких деревьев до самого горизонта… Удивительно, насколько она отвыкла от таких пейзажей.
Венда потянулась, упираясь руками в стены и потолок, пару раз привстала с дивана и покрутила головой. Тело затекло от долгого сидения на месте. Сколько раз во время их путешествия, изнемогая от усталости на горных тропинках, Венда в глубине души мечтала о такой вот уютной и быстрой карете на рессорах… Но прошло всего несколько недель, и вот ей уже не хватает простой бродячей жизни.
Впрочем, если всё пойдёт по плану, скоро они снова отправятся в путь. На этот раз на юг: Венда обещала быть рядом с Фелтоном, когда он встретится с матушкой. Однако для начала ему следовало поправиться и набраться сил, а это займёт по меньшей мере полгода. Пока что Фелтон оставался на мельнице: он был ещё слишком слаб, чтобы куда‐либо ехать. Он расстроился, конечно, однако Венда подозревала, что обилие книг на полках Лилаша взбодрит его, как только лекарь позволит Фелтону садиться в постели и читать. Быть может, он и не захочет оттуда съезжать… Гер Лилаш так трогательно о нём заботился, да и старая собака сразу привязалась к мальчику. Вообще‐то Венда попросила родителей взять Фелтона к себе, но несмотря на всё, что он для них сделал, они не пришли в восторг от этой идеи.
Венда положила руку на стопку писем перед собой. Из Ангоры, из Набреги, из Ельны, из Малакки и ещё с полдюжины – Фелтон тайком от неё регулярно писал её родителям в Ориенталь. Он рассказывал, как здоровье и настроение Венды, что она ела на завтрак и как ей идёт новое шерстяное платье с блошиного рынка. Он не говорил, куда они держат путь, но всегда сообщал, что случилось в перерыве между письмами, умолчав лишь о происшествии в горах. А главное: Фелтон умолял её не искать! «Прошу вас доверится Венде, а если кажется, что это невозможно, то доверьтесь мне. Обещаю, сделать всё что в моих силах, чтобы Венда вернулась к вам в благополучном здравии», – идеальным почерком, пусть и с некоторыми ошибками, было выведено в одном из первых писем. Иногда он даже вворачивал что‐то на старофлорийском, для солидности.
Ни отец, ни мама так и не догадались, что Фелтон – потеряшка на три года младше Венды. «Я думала, ему по меньшей мере лет двадцать», – качая головой, сказала мама, когда осознала, что раненый мальчик на постели – действительно тот самый Фелтон, серьёзный и ответственный ангел-хранитель её дочери. «Уважаемые родители Венды…» – так начиналось каждое письмо. Фелтон, у которого никогда не было настоящей семьи, очевидно, намного лучше Венды понимал, как они за неё тревожились.
Она чувствовала себя странно, направляясь во Флору совсем одна: будто оставляла позади часть души. Письма Фелтона не могли заполнить эту пустоту внутри, и Меркуруса тоже рядом не было. Он собирался ещё несколько дней провести на мельнице и дождаться, пока Фелтону станет лучше. Однако Венде нельзя было медлить: она хотела присутствовать на суде против Сэптенов. Посмотреть ублюдкам в лицо, убедиться, что их навсегда запрут в темницах! От одной только мысли о скорой встрече с ними руки Венды невольно сжимались в кулаки. Пожалуй, хорошо, что вспыльчивого Меркуруса там не будет…
Помимо суда, было ещё несколько важных дел. Не давала покоя ссора с дядей Аргеленом: теперь Венда готова была извиниться перед ним за истерику на балу. Дядя любезно пригласил её погостить во дворце несколько недель, и этого времени должно было хватить с лихвой, чтобы залатать дыры в прохудившемся мосту между их семьями.
Наконец, необходимо было с пристрастием допросить дядю о портале. Когда Венда вернулась с мельницы в ориендельскую усадьбу, вымотанная на грани обморока, она не сразу вспомнила об Алине. Но на следующий день отправилась её искать – и была неимоверно удивлена, услышав от мамы, что Алина вернулась на Поверхность. «Ядрёный корень! Как?!» – было всё, что она смогла сказать.
Отцу пришлось признаться, что портал между мирами всё это время был на месте, он никогда не разрушался. От Венды утаили правду, просто чтобы она не совершила глупость. Наверное, в этом был резон, и всё равно Венда испытала огненное негодование, когда поняла, как легко её обвели вокруг пальца. Теперь ей просто необходимо было увидеть портал своими глазами. Хоть её и заставили дать обещание, что она не бросится сломя голову навстречу приключениям в другом мире…
Когда вдалеке показались первые домики с синими крышами – уютная, волшебная Флора! – Венда не сдержала улыбки. Пришло время вернуть Рене её кулон. Что он там должен был сделать… принести счастье? Что ж, если так, то он справился. И страшно представить: Венда успела прожить целую жизнь и жаждет поделиться сотнями новых историй, а Рене всё это время сидела во Флоре! Просто невероятно.
Всего на секунду она прикрыла глаза, но открыть их оказалось не так‐то просто. Карета плавно покачивалась, копыта лошадей цок-цок-цокали по дороге, кучер насвистывал старый ориентальский романс… И зачем открывать глаза, в самом деле? Пока они не прибыли во Флору, можно ни о чём не беспокоиться.
– Ит-тить! – расслышала Венда сквозь сон и тут же очнулась от резкого толчка.
Тяжёлый саквояж вылетел из-под дивана и стукнул её по лодыжке. Заспанная и недовольная, Венда выглянула в окно.
– Что случилось? Вы в порядке? – спросила она у кучера.
– Ну, бывало и хуже!
Он спрыгнул на землю, задумчиво почесал красную лысину и скрестил руки на груди.
– Дорогу развезло, видите? И мы колесом в яму какую‐то вжухали, ось повредили.
Мужчина шмыгнул носом и огляделся.