Дом, мимо которого я в этот момент проезжал, вынырнул из тумана, и я увидел, как на крыльцо вышла миловидная молодая женщина. Подняв руки, она принялась собирать рассыпавшиеся по плечам волосы. Ещё до конца не проснувшаяся, томная ото сна, она услышала звук мотора и бросила взгляд в мою сторону.
Увидев, что я смотрю на неё, рассмеялась, и рубашка словно случайно ещё больше сползла с полуобнажённого плеча. Я не выдержал и подмигнул ей и слегка поддал газу. А в зеркале заднего вида рассмотрел, как женщина перестала смеяться, накинула на голову платок и, подхватив ведро, пошла в сторону стайки.
Деревня просыпалась. Начинался новый день, несущий новые заботы. Почему-то считается, что именно ночь — волшебное, почти мистическое время. Как по мне, так ничего подобного. Ночь — это просто тёмное время суток, ничего волшебного.
То ли дело раннее утро. Особенно когда такой туман стоит, что почти ничего не видно в пяти шагах, и пробираться приходится почти на ощупь. М-да, не хотелось бы мне сейчас в Мёртвой пустоши оказаться. Точно не смог бы ноги оттуда унести.
Больничные ворота вынырнули из тумана неожиданно, и хорошо, что были распахнуты, иначе точно бы в них врезался. Остановив машину недалеко от крыльца, я быстро прошёл в приёмный покой, являющийся у нас одновременно экстренной перевязочной, и палатой интенсивной терапии, и просто передержкой, пока ждём, когда губернская больница заберёт тяжёлых больных.
Из комнаты отдыха, являющейся одновременно комнатой для приёма вызовов и справочной, выскочила Анечка и ловко накинула мне на плечи белый халат. Мы синхронно покосились на мой врачебный значок, который не появлялся у меня на одежде, только когда я был голым. Значок не подавал признаков жизни, значит, никого умирающего или требующего экстренной помощи на горизонте не наблюдалось.
Бросив взгляд в зеркало, висевшее на стене, я хмыкнул. Надо же, я, оказывается, уже привык мундир не надевать. Всё равно снимать, не на него же халат натягивать. Мне вообще больше в хирургической пижаме работать нравится. Сначала было неудобно, а потом оценил. И как я снова буду к мундиру привыкать? Ладно, надо о пациентке думать, а не о мундирах. О последних буду думать, когда в Академию вернусь. Там мне быстро мозги на место вставят, военные это умеют.
На кушетке сидела молодая женщина. По сравнению со здоровенным мужем она казалась миниатюрной: невысокая, худощавая, довольно интересная. Она сидела, слегка покачиваясь, а вокруг разливался запах перегара. А, ну да, муж же сказал, что она с подружками что-то отмечала, точно. Голова женщины была перебинтована, но на лбу на бинте всё равно проступала кровь.
— Разматывай, — кивнул я Саше, стоявшему у перевязочного столика и с задумчивым видом разглядывающего свои ногти. Лотки для наложения швов у него были уже собраны, и даже нитки заправлены в три иглы на иглодержателях.
— Ну что, Оксана, готовься, сейчас отдирать будем повязку, — скучным голосом произнёс Саша и подошёл к женщине с тазиком и бутылкой с перекисью наперевес.
— Что произошло, рассказывайте, — коротко сказал я, тщательно моя руки. Стоящая в дверях Анечка хмыкнула, неодобрительно покосилась на Оксану и подбежала ко мне, помогая натянуть перчатки.
Пока Саша очень аккуратно снимал повязку, Оксана рассказала мне удивительную историю.
Собрались три подружки отпраздновать… неважно что, посидеть и продегустировать наливки, так правильно будет сказать. В общем, засиделись они. Уже ночь на дворе была, когда Ирка, хозяйка дома и наливок, внезапно вспомнила, что корова у неё не доена!
В общем, подружки решили проявить сознательность и помочь хозяйке. Тем более что корова не виновата, что Ирка такая… в общем, многое недопонимает. Сказано-сделано. Собрались они и пошли в стайку. Корова чуть ли не с облегчением посмотрела на хозяйку с подойником.
Всё было поначалу нормально. Ирка вымыла вымя и села доить корову, а подружки принялись ей помогать. Ну как помогать: Оксана ухватила корову за рога, а Светка, третья подружка, решила расчесать корове хвост. Ответить, на хрена они это делали, Оксана так и не смогла.
В какой-то момент Светка сильно потянула несчастную корову за хвост. Оксана в этот момент решила поцеловать коровью морду. Майке, так корову зовут, то ли не понравилось, что её за хвост таскают, то ли запах наливок её раздражал, но она взбрыкнула и махнула хвостом и головой. В итоге Светка отлетела башкой в сено, Ирка упала с табуретки и опрокинула на себя почти полный подойник молока, а Майка, отворачиваясь от лезущей к ней целоваться Оксанки, зацепила острым рогом кожу на лбу последней и почти сняла с неё скальп.
Рана, кстати, не была слишком обширной. Кожа была сорвана почти у кромки волос сантиметра на три. Но лоскут висел, и это выглядело, прямо сказать, довольно жутковато.
— Скажите, Оксана Валерьевна, — я сел на стул и взял первый иглодержатель, чтобы начать накладывать швы, — вы, случайно, не из Петровки?
— Из Матвеевки, — ответил вместо зашипевшей женщины Саша. Ну, тут зашипишь, наживую же шить приходится, при таком кровотечении сильно не обезболишь, не общий же ей наркоз давать. Тем более что анестезиолога у нас всё равно нет.
Саша, стоявший рядом, оперативно промокал рану, убирая кровь, чтобы я мог нормально шить. Собственно, если бы не голова, то он и сам бы прекрасно справился, но тут лучше перестраховаться, пока что врач в Аввакумово имеется.
— Матвеевка, — протянул я задумчиво. — А где это?
— В пяти километрах от Петровки к югу. У них нет общей границы с Мёртвой пустошью, поэтому там немного поспокойнее, — пояснил Саша, протягивая мне очередной иглодержатель. Оксана только морщилась и шипела, но терпела. Похоже, её анестезия наливочками всё ещё действовала, и ей не было сильно больно.
— Понятно, — я завязал узел на последнем шве, осмотрел, смазал края йодом и встал, уступая место Саше, обращаясь при этом к Оксане. — Ну вот и всё. Завтра на перевязку. Сможете приехать? Или дома в медпункт походите?
— Мужик повозит, — хмуро ответила женщина.
— Отлично, — я кивнул Саше. — Перевязывай и отпускай. Я в ординаторской, если что буду. Там подожду начала приёма. Или твой отец передумал и в другой раз поедет спицы вытаскивать?
— Нет, не передумал, — Саша отвернулся и зевнул.
— Тебе бы поспать. Ты же ещё вместо Сергея на сутки остаёшься? — я постоял в дверях,