Кто бы мог подумать.
За тонкими пальцами и мягкой речью глупой блондинки с игривым взглядом скрывалась связь с самым темным, что есть в нашем мире. Пытать её было бы глупо: она пешка, но пешка может вывести к ферзю. Мы начали наблюдение.
Но перед этим мне пришлось поставить не просто заслон, а глухую стену, отгораживаясь от Астарты. И с тех пор я её не убирал…
Удача улыбнулась в первый же день. Элеймистина покинула академию: шла неспешно, будто просто прогуливалась. В старом саду она встретилась с фигурой в капюшоне. Скрытость, движения, взгляды – всё выдавало подготовку. Передала что-то и ушла – не к академии, нет, в другую сторону. Мы с Ником разделились: я пошёл за этой фигурой, Ник – за эльфийкой.
Фигура оказалась женщиной. Точнее, юной самоуверенной девицей. Она миновала главную улицу, покинула Акрон, поймала возчика и отправилась в сторону холмов. Несколько часов спустя она уже была за перевалом, в деревушке на южной окраине. Место заброшенное, зажатое между камнями и лесом. Там в полуразвалившемся доме она встретилась с семью мужчинами. Наёмники. Суровые, в броне, с ожогами на шее и воровским жаргоном. Я наблюдал, слушал.
Разговор был прост: заказ отменён, цель проявилась сама, искать её не нужно. Голос девицы звучал холодно и уверенно. Наёмники пришли в ярость: требовали плату за дни, за ожидание, за простой. Кричали. Но она не уступила. Бросила им золотой и, игнорируя их угрозы, вышла. Я понимал, что она говорила об Астарте.
Потом я наблюдал за ней два дня, но зря. Она не сделала ни одного лишнего шага. Ни контактов, ни вызовов, ни письма. Тогда я вышел из иллюзии, чтобы поймать, возможно, пытать. Когда она увидела меня, во взгляде промелькнуло удивление, но не испуг. Только дернулась, словно её изнутри что-то тряхнуло, и из рукава выскользнул флакон прямо ей в руку. Крикнув: «Во имя братства!», она запрокинула голову, выливая содержимое прямо себе в горло. Это произошло так быстро, что я не успел остановить. Когда подбежал, было поздно. Она умерла мгновенно. Без крика, без боли, словно погасили свечу. Так действует «Прах заклятых» – старое средство, которое на войне являлось оружием последней воли для шпионов и для солдат, знающих, что плен – худшее. Тело рассыпается через пять минут, не остается и следа. Ни души, ни памяти, ни воскрешения. Ни ответов.
Я связался с Ником по зеркалу. Он сообщил, что Элеймистина не возвращалась в академию, заночевала в одной из городских таверн. Ничего подозрительно не делала, ни с кем не встречалась, кроме одного момента: она замерла посреди улицы, взгляд остекленел, губы слегка шевелились. Такой ментальный вызов не поймать, не отследить. Я стоял посреди пустой деревенской площади с пустым флаконом в руке и вдруг понял: они не ждут.
Они действуют, пока мы наблюдаем. Надо их обмануть, опередить.
И тогда родился план: вынудить их прийти туда, где мы будем их ждать. И для этого нужно было настоящее, истинное, демоническое пламя, которое не скроешь. Это огонь, что пробуждает и притягивает чудовищ. И дал его им через Астарту. Ценой её боли и ненависти.
В тот вечер мы сидели в моей комнате. Андрас стоял у стены, скрестив руки на груди, как будто силой сдерживал желание начать метать кинжалы в стены или в меня. Лунный свет падал в окно, рисуя на полу узор решетки, а в воздухе уже витала тень предстоящих событий.
– Ты понимаешь, чем рискуешь? – спросил он тихо. Голос у Андраса всегда был сдержанным, но теперь в нём слышалась тревога. – Она только начала тебе доверять. А ты…
Я поднял глаза, посмотрел в стену. Усталость за эти дни въелась в кожу, но внутри пылал огонь решимости.
– Я знаю.
Он шагнул вперёд, взял меня за плечи, развернул к себе:
– Рианс, она не простит после того, что пережила. Не простит ни полуправды, ни молчания, ни твоих слов.
Мне было тяжело. Уже сейчас, при мысли о том, что предстоит сделать, тяжесть наваливалась так, что хотелось удержать ладонями сердце, чтобы оно не разлетелось. Я закрыл глаза на миг и сказал:
– Но я должен. Это единственный способ выйти на тех, кто за ней охотится. Они виновны и в том, что случилось с Аресом.
Имени этого достаточно, чтобы Андрас смолк.
– Ты должен был рассказать мне всё раньше.
– Не мог, – резко бросил я. – Ты бы сказал ей. Ты её телохранитель, подданный рода Ш’эрен. Даже в изгнании ты верен долгу. И ты бы не смог её бросить, а я не могу позволить ей вмешаться. Не могу! Они хотят её. Зачем – не знаю. Но я не дам им даже шанса.
Мрачный долго молчал. Потом медленно кивнул.
– Раз ты уверен в своём решении, я помогу и не скажу ни слова. Но запомни, Рианс… Ты ошибаешься во мне. Если бы я узнал раньше, кто охотится за ней, я бы ничего ей не сказал. Я бы пошёл к повелителю.
И уже на выходе, не оборачиваясь добавил:
– Ей будет больно. А я не уверен, что она сможет простить эту боль тому, кто знал, через что она прошла.
Он ушёл. Я остался в тишине. И только когда дверь закрылась, позволил себе шепнуть в пространство:
– Но если получится, если я смогу… Она поймет, что мне пришлось это сделать ради нее.
… Катакомбы не имели конца. Я шёл, в который уже раз проверяя маршрут по осколкам памяти и пытаясь убедить себя, что эти стены я вижу впервые. Но память, увы, была упрямой. Я уже проходил здесь, в этом закрученном коридоре с ржавыми креплениями факелов и плитами пола, отполированными влагой.
Я блуждал в этих кишках древнего города и не нашел ни одной двери. Только стены, разрезанные швами трещин, и перекрёстки, похожие друг на друга, как отражения в искривлённом зеркале.
И всё бы ничего, но с каждым часом я чувствовал, как моя магия гаснет. Потоки, которыми я привык дышать, были словно заморожены. Магия больше не струилась сквозь кожу. Она дрожала, ослабевала. Камни, вмонтированные в стены, оказались синтаритом – минералом редким и капризным, разрывающим магические связи. Он подавлял мою магию.
Плохо, конечно, магия мне понадобится, но как есть.
Назад пути нет. Откуда-то впереди послышался хруст и голоса. Я остановился, затем с удвоенной осторожностью двинулся вперёд, стараясь быть бесшумным. Услышав голоса ближе, притаился.
Из бокового прохода появились трое в черных мантиях с капюшонами. Безликие.
Я вышел из