– Бездна тебя побери, Рианс, – бросил он в сердцах, подходя ближе. – Ты живой! Но в каком-то извращённом смысле этого слова.
Я хотел ответить, но он уже протянул ладонь к моей груди, магия вспыхнула зеленым сиянием.
– Осторожно, – выдохнул я. Грудная клетка горела от напряжения. – Синтарит…
– Я в курсе, – коротко отозвался он и махнул рукой. – Поверь, твоя тяга к самоубийству уже не удивляет.
Усмешка хотела родиться на губах, но сил не хватило. Дар наклонился ближе, осматривая грудь, где к следу от теневой магии добавились новые раны от кинжалов. Морщины легли между его бровями, и он хмыкнул:
– Напомню, что из нас двоих я вступил в силу рода, – Дар убрал ткань рубашки, продолжая осмотр. – Так что моя сопротивляемость к синтариту куда выше. Можешь не благодарить.
Его сила прошла сквозь кожу, как тёплая вода. Он работал быстро: магия находила боль, проникала глубже, унимая дрожь и возвращая контроль.
– Три дня в этих трущобах? Или больше? – быстро задавал он вопросы, направляя новый импульс, и тут же сам же ответил: – О, нет, дай угадаю. Без сна, без еды, раненый, в окружении блокирующих потоки минералов. Гениально, Рианс, просто блистательно. Я впечатлён. Ты о чём думал?
– Я должен был, – прошептал я.
– Да-да, спасти мир, выследить безликих, пожертвовать собой, найти ответы, – он раздражённо сверкнул глазами. – Слишком благородно даже для тебя.
Я зажмурился, когда его магия коснулась рваной плоти. Всё внутри будто на секунду оборвалось, затем с глухим жаром вспыхнуло, прожигая изнутри – но боль принесла облегчение. Дышать стало легче.
– Тебя, часом, в детстве не роняли с облаков? Иначе я не понимаю твоего драконьего безрассудства: разгуливать в одиночку среди синтарита по зачарованным катакомбам.
– Зачарованным? – не понял я.
– Здесь все стены исписаны рунами, – Дар постучал костяшками пальцев по ближайшей плите, словно показывая, что она тоже часть ловушки. – Древние заградительные эльфийские чары. Мы чертили их на деревьях по границам. Когда кто-то чужой входил с дурными мыслями – терял путь: лес замыкался, превращаясь в ловушку. Пространство менялось, тропы вели кругами, лес становился бесконечным. Они бродили без возможности выйти. И умирали: кто от голода, кто от дикого зверя.
– Я никогда о таких не слышал, – озадаченно проговорил я.
– И не должен был, – с нажимом ответил эльф. – Это тайные знания эльфов, настолько древние, что даже среди эльфов о них не все знают. И мы не любим делиться своей магией.
Тем временем он завершил исцеление. Силы отозвались слабым, но устойчивым теплом. Я вдохнул глубже – и лёгкие не сжались от боли. Мир вокруг прояснился, стало чуть светлее.
– Мы должны уходить, – Дар убрал ладони от моей груди, стряхнул остатки магии. – Немедленно. Моей силы хватит, чтобы вытянуть тебя отсюда.
Я проигнорировал его идею с уходом, задав волнующий меня вопрос:
– Тогда как ты меня нашёл, если здесь эти чары?
Он хмыкнул и повёл бровью, словно ответ был очевиден:
– Во-первых, ты активировал амулет. Спасибо хотя бы за это. А во-вторых, я архонт, – он убрал белую прядь за ухо. – Связующее звено между своим народом и древними силами. Магия эльфов подчиняется её хранителю. Она не станет меня водить. Ещё вопросы?
Я кивнул своим мыслям и произнёс:
– Один, но не вопрос. Уйти я не могу.
Элдарион, который уже стоял в направлении обратного пути, обернулся:
– Ты спятил? – в голосе Элдариона появилась тревога. – Нет, правда, скажи. Тебя пытались убить, ты истекал кровью, тебя кормят теневой магией в сердце, а ты… Получив шанс вернуться живым, хочешь свернуть себе шею в другом коридоре?
– Но ведь руны на меня теперь не действуют, – заметил я, застегивая рубашку, а точнее, то, что от нее осталось. – А значит …
– Рианс, – перебил меня эльф. – Ты во мраке. Даже без этих рун тут полно синтарита. Ты и так уже на грани. А если пойдёшь дальше, то сам знаешь, чем это закончится.
– Я должен найти их, – твёрдо сказал я. – Или то, что они охраняют. Ради неё.
Элдарион задержал взгляд с каким-то странным выражением. Потом сдержанно вздохнул, будто в этот момент распрощался с последним остатком спокойствия:
– Тогда и я иду. Кому-то ведь нужно вытаскивать тебя. Я не готов объясняться с Таргадаэном и уж тем более с Астартой.
Мы пошли вместе: Дар чуть впереди, я следом шаг в шаг. Он не задавал лишних вопросов, чувствовал: слова сейчас только помешают. Катакомбы стали не такими душными, бесконечными и давящими, как прежде. Теперь они будто позволяли идти. Я различал изгибы коридоров, знал, что вон тот поворот – новый, не замкнутый. Где-то даже видел следы: отпечатки подошв в пыли. Лабиринт не утратил своей природы, но в нём появилась логика.
Дар остановился у очередного разветвления и бросил через плечо:
– Скажешь, наконец, что мы ищем? Или мне продолжать играть в «угадай, где свет»?
– Если я скажу, ты решишь, что я окончательно обезумел.
Он бросил не оборачиваясь:
– Рианс, после всего, что ты уже сотворил, мне будет сложно удивиться.
Я не успел ответить. Воздух изменился, словно кто-то прошёл сквозь невидимую вуаль. Из-за поворота вылетела сияющая птица – полупрозрачная, светящаяся, будто вылепленная из самой магии. Не иллюзия. Она описала дугу в воздухе, зависла – и устремилась вперёд. Я сразу почувствовал магию Астарты. Её знакомое, родное тепло отозвалось в груди.
Опередив Дара, бросил на него короткий взгляд:
– За ней.
Птица скользнула в темноту, словно луч сквозь толщу воды. Она не касалась стен, не издавала звуков. Просто летела, светилась и вела нас через переходы, минуя развилки. Я не знал, как она здесь появилась, но в её движении явно было точное направление. Когда мы добрались до тупика, птица замерла перед гладкой каменной поверхностью. На первый взгляд – обычная стена. Но затем птица влетела в стену, растворяясь в ней, и мы увидели проступающие на поверхности знаки.
Перед нами была дверь, сросшаяся с каменной породой века назад. На поверхности виднелись древние эльфийские печати. Я подошёл, положил ладонь.
– Откроешь?
Дар подошёл вплотную, наклонился, скользнув пальцами по выбитым символам:
– Запечатано серьёзно: руны старые, но активные. Сломаю, но отнимет много силы.
Дар приложил ладонь к центру двери, сконцентрировался. Его магия пошла вглубь, будто раздвигая что-то сопротивляющееся. Руны вспыхнули зелёным, потемнели, зашипели. Воздух задрожал как от жара. Дар стиснул зубы, пальцы побелели, лоб покрылся испариной. Один символ лопнул, затем другой. Наконец, последняя печать рассыпалась в пыль. Дверь,