Лекарь Империи 5
Глава 1
Он не двигался, продолжая смотреть на монитор остекленевшим, невидящим взглядом.
Пришлось действовать решительно. Я положил руку ему на плечо и физически, но без грубости, отодвинул его в сторону, занимая место оперирующего хирурга.
— Простите, — сказал я ровным, холодным тоном, уже протягивая руку сестре за скальпелем. — Но у нас нет времени на шок. Пациенту нужна помощь. Прямо сейчас.
Некрасов не сопротивлялся. Он покорно отступил к стене и сгорбился, как будто за одну минуту постарел на десять лет. Его эпоха в этой операционной только что закончилась.
— Скальпель! — скомандовал я, и сестра, словно ожившая статуя, вложила инструмент мне в протянутую руку.
Один длинный, уверенный разрез по средней линии живота — от мечевидного отростка до пупка. В этом мире, избалованном малоинвазивной хирургией и целительской магией, такой широкий доступ считался анахронизмом, почти варварством. Но сейчас мне нужна была не красота, а обзор. Полный, тотальный контроль над зоной катастрофы.
— Ранорасширитель!
Металлические крючья разошлись, и брюшная полость открылась передо мной во всей своей неприглядности. Картина была неутешительной — мутное, зеленовато-коричневое кишечное содержимое уже начало растекаться по блестящей, жемчужной поверхности брюшины.
— Фу, какая гадость! — брезгливо скривился у меня в голове Фырк. — Хорошо, что я умею отключать обоняние!
— Аспиратор! Убираем всё это немедленно! Артем, держи петлю кишки вот здесь, аккуратно!
Я быстро, но без суеты, мобилизовал поврежденный участок. Дефект был около полутора сантиметров — рваный, с обугленными, некротизированными краями.
— Викрил три-ноль на атравматичной игле!
Двухрядный шов по Альберту. Сначала серозно-мышечный узловой, потом — непрерывный по Ламберу. Классика.
То, чему меня учили еще в ординатуре другого мира. Надежно, как швейцарские часы. Мои пальцы двигались сами, на автомате, вспоминая тысячи часов, проведенных за операционным столом.
— Отлично держишь, Артем! Влей в него немного «Искры» еще! Сестра, влажные салфетки!
Проверка на герметичность. Я ввел теплый физраствор в просвет кишки выше и ниже наложенного шва. Ни капли не просочилось. Держит.
— Теперь санация! Десять литров теплого физраствора! И не жалейте!
Самый грязный, но самый важный этап. Каждый неотмытый миллилитр этой жижи — это миллионы бактерий, готовых сжечь брюшину и убить пациента. Здесь нельзя торопиться.
— Лей, ливень, не жалей! Все к чертям залей! — азартно подбадривал Фырк. — Чем больше промоешь, тем меньше у него шансов на осложнения!
Литр за литром я методично промывал каждый закоулок брюшной полости — подпеченочное пространство, малый таз, боковые каналы. Аспиратор работал на полную мощность, с жадным хлюпаньем откачивая загрязненную жидкость.
— Чисто! — наконец объявил я, убедившись, что промывные воды стали абсолютно прозрачными. — Контроль на кровотечение… Сухо! Устанавливаем дренажи!
Хирург должен быть не оптимистом, а параноиком. Две тонкие силиконовые трубки легли в малый таз и правый боковой канал. Для оттока, если я все-таки что-то пропустил.
— Начинаем ушивание! Артем, считай салфетки!
Послойное ушивание брюшной стенки заняло еще двадцать минут. Брюшина, мышцы, апоневроз, подкожная клетчатка, кожа — каждый слой своим швом, своей нитью.
— Косметический внутрикожный на финал, — я завязал последний узел, оставляя почти незаметный, аккуратный рубец. Я не просто спасал, я делал это красиво.
— Стежок к стежку, как у элитной вышивальщицы! — с неподдельным восхищением прокомментировал Фырк у меня в голове. — Да после твоей работы ему можно будет на конкурсе бикини выступать! Никто и шрама не заметит!
— Повязка! — скомандовал я, игнорируя его неуместный юмор.
Операция была завершена.
Когда я завязал последний узел, в операционной повисла оглушительная, напряженная тишина
Все смотрели на меня — медсестры с благоговейным ужасом, Артем с тихой, профессиональной гордостью. Некрасов так и остался стоять у стены, ссутулившись, словно воздух из него выпустили, оставив лишь пустую оболочку.
Кобрук молча наблюдала за всем из дверного проема.
В ее глазах я не видел восхищения. Я видел холодное, трезвое понимание — на ее глазах только что произошла смена власти.
Один хирург был публично низвергнут, другой — возвысился. Для нее это было не чудо, а новый расклад сил, который нужно было учитывать в своей дальнейшей игре.
— Ты был великолепен! — Фырк буквально подпрыгивал от восторга. — Этот старый маразматик чуть не угробил пациента своим упрямством, а ты вошел и всё исправил! Как настоящий хирург! Как герой! Как… как…
— Как лекарь, — мысленно и с легким раздражением поправил я его. — Просто как лекарь, который делает свою работу.
— Пациента в реанимацию, — нарушил я тишину, начиная снимать окровавленные перчатки. — Продолжить антибиотикотерапию по схеме, контроль по дренажам каждый час. Артем, ты со мной пойдешь протокол операции писать.
Выходя из операционной, я на секунду остановился у неподвижной фигуры Некрасова.
— Владимир Семенович, — сказал я ровным, спокойным голосом. — С пациентом всё будет в порядке. Но нам нужно будет позже поговорить о случившемся.
Он не ответил, продолжая сверлить взглядом безупречно чистый кафельный пол.
Один ноль в пользу прогресса. Хотя победа и не из приятных.
* * *
Анна Витальевна Кобрук сидела за своим массивным дубовым столом, изучая личное дело Ильи Разумовского. В просторном кабинете царила тишина, нарушаемая только мерным, убаюкивающим тиканьем старинных напольных часов в углу.
Талантлив, безусловно. Но неуправляем.
Нарушает протоколы, лезет на рожон, ставит на уши целые отделения. Опасный элемент… но пугающе эффективный. Посмотрим, как он поведет себя сейчас, после катастрофы в операционной.
Раздался короткий, уверенный стук в дверь.
— Войдите.
Илья Разумовский вошел в кабинет спокойным, ровным шагом. Ни тени волнения или страха на лице. Кобрук отметила это про себя — большинство подмастерьев на его месте уже бы дрожали от ужаса, будучи вызванными к ней на ковер после такого инцидента. Этот — другой.
— Садитесь, Разумовский.
Он сел, держа спину идеально прямо. Взгляд прямой, открытый, но без малейшего намека на вызов.
— Расскажите мне о сегодняшней операции, — Кобрук откинулась в своем массивном кресле, сцепив тонкие пальцы в замок. — Подробно. И без утайки.
— В ходе планового лапароскопического удаления инкапсулированного инородного тела произошла ятрогенная интраоперационная ошибка, — начал Илья ровным, бесстрастным тоном, словно читал лекцию. — Чрезмерное и технически неверное применение электрокоагуляции привело к полнослойному термическому некрозу стенки тонкой кишки с последующей ее перфорацией.
Он не называет имен.
Кобрук