— Светлого утра, лир, — спешиваюсь с коня и подхожу ближе.
— Светлого, коль с миром пришёл, — отвечает он, недобро следя за моим сопровождением.
— Я ищу девушку. Татьяну, — вынимаю свёрток с изображением и протягиваю старцу.
— Мы не знаем такой, — даже не посмотрев на рисунок, отвечает он. Лжёт. И даже не скрывает это. Смотрит грозно, готовый защитить и спрятать за собственную ложь.
Вижу, как напряжён старейшина. Как вся община цепко следит за нами. Но я чувствую направленный мне в спину взгляд и резко оборачиваюсь. Глубоко вдыхаю. Моя беглянка проснулась и испугалась. Она бежит.
Зверь перехватывает сознание, хочет обернуться и догнать, пока след не остыл. Но я сдерживаю порывы. Запрыгиваю на коня и направляю в сторону леса. Да только далеко меня не отпускают. Дорогу перекрывают, а старец посохом об землю бьёт, окутывая магической удавкой.
Теряю драгоценные минуты в борьбе с этими глупцами. Спрыгнув с коня, отдаю полный контроль волку. Зверь оборачивается, вырывается из магических оков и бежит за девчонкой. У кромки леса кто-то зажёг костёр из полыни. Он наполняет лёгкие и сбивает нужный след. С рыком возвращаю контроль над телом и бросаюсь на женщину, что подкидывает травы в костёр.
— Я не враг ей и вам! — рычу, тихо закипая. — Мне велено найти и вернуть семье!
— Семье? Натали? — хмурится женщина, а на её защиту бросаются трое мужчин.
Раскидываю мужей нерадивой лиры и чихаю несколько раз. Спешно тушу эту отраву и отхожу подальше. К нам подходят остальные селяне. Коротко объяснив цель своего визита, я получаю направление.
Запах жжённой полыни отбивает нюх почти на весь день. Я скачу по тракту, никуда не сворачивая, но девицы нет. Либо она через лес идёт и выбирается к проезжей части изредка, либо она не едет в Дортмунд. Возможно, решила вернуться в столицу.
Ближе к ночи чую её. Совсем близко. Среди запахов крови и пепла. Отступаю в лес и, спрыгнув с коня, подбираюсь. Разбойники нашли улов. А брюнеточка, прячась за перевёрнутыми телегами, подбирается в самую гущу. Дура.
Она бесстрашно идёт к раненым. Бесшумно, решительно. Будто по зову, а не по глупости. Будто каждый из них — часть её личной вины. И она несёт за них ответственность. Тусклым светом озаряются её ладони. Даже лошадям она отдаёт часть себя. А потом встаёт на защиту девчонки. Просит за чужую жизнь.
Дура. Честная, безоружная дура. Но я знаю — именно таких чаще всего и сжигают.
Я без раздумий бросаюсь на помощь. Зверь наслаждается боем. Полностью захватывает контроль. Играючи раскидывает разбойников. Без жалости и угрызений убиваю всех, кто попадается под руку. Часть убегают. Когда остаётся один-единственный в живых, вскидываю голову.
Смотрю на ту, что не один день бегает от меня. Не замечаю, что любуюсь. Волосы в беспорядке. Пальцы в крови, в глазах страх. Но не тот, что парализует. Она словно соткана из света. Полна силы и воли.
Девушка вздрагивает, бледнеет и бежит. Снова. Запрыгивает на кобылу и скачет так, словно родилась в седле.
Пыль под копытами ещё не осела, а сердце уже не на месте.
Стою среди раненых с клинком в руке, чувствуя, как стекает по лезвию чужая жизнь. Одна секунда — и я мог бы схватить её. Вернуть домой, под герцогское крылышко. Но я не гонюсь.
Медленно вытираю меч о траву. Вижу купцов, которые шепчутся. Кто-то зовёт меня по званию, кто-то благодарит, кто-то молчит, глядя на меня, как на животное, которое случайно спасло им жизнь. Неважно.
Сейчас только она.
Принюхиваюсь. След тянется остро: дым, пот, мед и… свет. Он пахнет не свечами, не магией. Пахнет болью и обновлением. Запах настолько живой, что у зверя, сидящего внутри, подкашиваются лапы.
Ты не из тех, кого легко загнать.
Но я всё равно найду тебя.
Глава 7
Лес глотает меня с жадностью. Под копытами уставшей кобылы шуршит подлесок. Деревья сжимаются, будто пытаются спрятать от неба и от погони, которой, возможно, даже нет. Или есть. Я не знаю.
Я не знаю ничего. Кроме одного: мне страшно.
Останавливаюсь только тогда, когда лошадь спотыкается. Слезаю и веду её в темноте на поводу. Слишком темно, чтобы найти тропу, слишком тихо.
Я ищу укрытие — сухую яму под склоном между корней. Расстилаю плащ. Привязываю кобылу поблизости. Снимаю сапоги, чувствую, как дрожат ноги от усталости.
Ложусь, только сон не идёт. Перед глазами лишь образ спасителя и палача, что гонится за мной. А как он сражался? Как стихия. Как буря. Убивал не ради крови. Ради меня?
Нет. Ради работы. Я — его цель.
И всё же... он смотрел на меня иначе. Его глаза. Серые, как предрассветное утро.
Прикрываю лицо ладонями. Мои пальцы ещё пахнут кровью. Я спасала... и чуть не погибла. Но самое страшное не это. А то, что я бы сделала это снова.
С этими мыслями, наконец, проваливаюсь в вязкое сновидение. А утром продолжаю свой путь. Доедаю остатки лепёшки, что в сухари превратилась. Небо хмурится, но дождь пока не идёт.
На третий день лес медленно редеет. Деревья становятся выше, стволы — темнее, ветви — без листвы. Кажется, что даже ветер боится нарушить покой этой земли. Кобыла фыркает, мотает головой, упрямится, будто чувствует невидимую границу.
И я её чувствую тоже.
Спереди, за изгибом тропы, вырастают ворота. Высокие, вырезанные из тёмного дерева с прожилками, похожими на застывшую кровь. По сторонам два силуэта. Постовые. Дроу.
Высокие, грациозные, с тёмной кожей и светящимися глазами, золотыми и льдисто-голубыми, как рассвет над чужим миром. Один держит копьё, второй — что-то вроде кинжала. Но оба не спешат поднимать оружие.
Я чувствую, как под кожей вспыхивает свет. Он не выходит наружу, но становится частью меня. Огнём, который согревает изнутри. Кобыла тревожно храпит. Спешиваюсь и медленно, почти не дыша, тяну капюшон назад, открывая лицо.
— Я… ищу храм богини Наит, — говорю устало, но без дрожи.
Они цепко следят, разглядывают. Будто в душу смотрят. Слышу собственное биение сердца, удерживаю нервную кобылу за уздцы. Жду.
Не взглядом, не слухом, а чувствую, как что-то в них меняется. Лёгкое движение плеча. Один из них чуть опускает оружие. Другой делает шаг назад. Они вдыхают, как будто ощутили присутствие чего-то древнего. Родного.
—