Дни идут, я втягиваюсь в учёбу. Но мысли о маме не отпускают меня. Я не видела её с тех пор, как всё началось, и мне жизненно необходимо домой. Ежедневные звонки не считаются, мне отчаянно хочется увидеть её, обнять, почувствовать присутствие, её тепло и любовь...
В ближайшие выходные я решаю поехать в деревню. Арес, узнав об этом, предлагает сопровождать меня.
— Я отвезу тебя, — говорит, будто это решённый вопрос. В ответ я скрещиваю руки на груди и скептически приподнимаю бровь. — На машине будет безопаснее и быстрее, Эмили. Сможешь побыть с мамой подольше... — смягчается и дарит мне извиняющуюся улыбку.
Он учится не настаивать, давать мне свободу. Для него это сложно, но он искренне старается. Что не может не радовать.
Смотрю на него, хочу возразить, показать характер, но не могу. Его забота — не давление, пусть и местами это выглядит именно так. Он делает, как умеет, и это по-настоящему. Поэтому я соглашаюсь.
В субботу утром он забирает меня из общежития на своём чёрном внедорожнике. Я сажусь рядом, бросаю сумку на заднее сиденье, и мы едем.
Дорога длинная, но тишина между нами не тяжёлая — она спокойная, почти уютная. Я смотрю в окно, на поля, что мелькают мимо, и думаю о том, как он вмешался в лечение мамы.
Он рассказал мне об этом в больнице — что связался с врачами, настоял, чтобы они занялись ей усерднее. И это сработало. Её выписали неделю назад, когда она стремительно пошла на поправку, и я знаю, что это его заслуга.
— Спасибо, — говорю вдруг, поворачиваясь к нему. — За маму.
Арес мельком бросает на меня взгляд, на секунду отвлекаясь от дороги, уголки его губ приподнимаются.
— Не за что, — отвечает он. — Я хотел, чтобы она была в порядке. Ради тебя...
Киваю, чувствуя, как тепло разливается в груди. Он не просто помог мне, он помог моей семье — самому близкому человеку во всём мире, и это значит больше, чем я могу сказать. Благодарность, что я испытываю, находится где-то на уровне души.
***
Мы приезжаем в деревню к полудню. Та же улица, тот же дом...
Я вижу маму через окно — она возится на кухне, наверное, что-то готовит. Сердце сжимается от радости. Выхожу из машины, бегу к двери, и она открывает её, едва я стучу.
— Эмили! — голос дрожит от счастья. Она обнимает меня, крепко, как в детстве, и я чувствую запах её духов — лаванда и что-то домашнее, родное. — Как же я скучала по тебе, моя девочка!
— Я тоже, мама, — шепчу я, прижимаясь к ней.
Она отстраняется, смотрит на меня, и я вижу слёзы в её глазах. Она похудела, лицо чуть бледнее, чем раньше, но она жива, она здесь, и это главное.
Слышу шаги за спиной, оборачиваюсь и вижу Ареса — он стоит у машины, с моей сумкой в руках, высокий, спокойный, но с лёгкой улыбкой.
Мама замечает его, хмурится, но скорее от недопонимания и удивлённо смотрит на меня.
— Это тот мужчина, что навещал меня в больнице? — спрашивает тихо, кивая на него.
Я улыбаюсь, беру её за руку и подвожу к застывшему мужчине.
— Мама, это Арес, — представляю. — Мой друг. Он помог мне, когда я была в больнице. Не бросил в беде.
Она смотрит на него внимательнее, потом кивает, и я вижу, как её лицо смягчается.
— Спасибо вам, — голос тёплый, искренний. — За мою девочку.
Арес кивает, подходит ближе, ставит сумку у крыльца.
— Рад помочь, — говорит он просто, но я вижу, как он смотрит на меня — с теплом, что я уже знаю.
Мы заходим в дом, и я рассказываю маме ту же историю, что и в университете: авария, больница, амнезия, выздоровление. Она слушает, сжимает мою руку, качает головой, тихонько плачет.
— Какой ужас, — шепчет она. — Но ты здесь, живая. Это главное.
Я решаю не говорить о Селене, о том, как я оказалась в доме Ареса, о том, что он знал правду и молчал. Это слишком сложно, и я не хочу её пугать.
Арес сидит с нами, пьёт чай, что мама наливает ему в старую кружку, и молчит, но его присутствие как-то странно успокаивает меня.
Мама спрашивает его о работе, о городе, и он отвечает коротко, но вежливо. Я вижу, как она смотрит на него — с благодарностью, с лёгким любопытством, — и понимаю, что он нравится ей, хоть она и не знает всей правды.
День проходит по-домашнему. Мы гуляем по саду, я показываю Аресу яблони, рассказываю, как в детстве лазила по ним, падала, на что он смеётся, тихо, но искренне.
Мама готовит пирог — тот самый, с корицей, — и дом наполняется знакомым запахом. Мы едим вместе, и я чувствую себя дома, но теперь и рядом с Аресом. Это странно, но будто правильно. Будто теперь всё так, как и должно быть. Каждый на своём месте... он рядом со мной.
К вечеру мама уходит спать, а мы с Аресом сидим на крыльце. Небо темнеет, звёзды проступают, и я думаю о том, как он вписался в мою жизнь.
— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает и внимательно смотрит на меня.
— Да, — улыбаюсь. — Спасибо, что привёз меня.
Он кивает, молчит секунду, потом поворачивается ко мне полностью.
— Эмили, — его голос слегка дрожит, как тогда в больнице. — Ты дала мне шанс. Я хочу знать... это всё ещё так?
Поворачиваюсь к нему, прикасаюсь к руке и чувствую, как сердце начинает биться быстрее, а по коже пробегают мурашки.
— Да, — уверенно произношу на выдохе. — Это всё ещё так. Я хочу попробовать, Арес.
Он не говорит ничего, просто перехватывает мою руку, сжимает её, и я чувствую его тепло, что жаром распространяется по всему телу.
Это то самое начало. Наше отправное многоточие...
Глава 46: Селена
Эмили
Мы с Аресом возвращаемся в город после выходных у мамы. Дорога обратно проходит тихо — я смотрю в окно, на поля, что сменяются домами, а он ведёт машину, иногда бросая на меня заинтересованные взгляды.
Я чувствую тепло в груди, когда думаю о том, как он