Шепот тени - Александр Григорьевич Самойлов. Страница 44


О книге
щедрость… она безгранична. И тем больнее мне отказываться.

Такэда не выглядел удивлённым, лишь слегка наклонил голову, приглашая продолжить.

— Моё место — в тени, — сказал Дзюнъэй. — Не у подножия трона, а в самой гуще её. Просто теперь я научился выбирать, какую тень отбрасывать и какую землю защищать её прохладой. Мой долг — вернуться. Вернуться в клан и попытаться изменить его изнутри. Чтобы мы перестали быть слепыми орудиями в руках таких как Макимура. Чтобы наше искусство служило жизни, а не слепому долгу.

Такэда долго смотрел на него, а потом тихо улыбнулся. Это была улыбка понимания и лёгкой грусти.

— Я предчувствовал такой ответ. И уважаю его. — Он достал из складок своего кимоно небольшой шёлковый мешочек и протянул его Дзюнъэю. — Тогда прими от меня это на память.

Внутри лежал не слиток золота и не кинжал, а идеально отполированный, гладкий чёрный камень для игры в го.

— Чтобы помнил, — сказал Такэда, — что иногда один-единственный камень, поставленный не там, где все, может перевернуть всю доску. Ты был таким камнем. И я благодарен судьбе за эту встречу.

Дзюнъэй взял камень. Он был тёплым от тепла руки даймё и невероятно тяжелым для своего размера.

— Я не забуду, — пообещал он.

Перед самым уходом, когда Дзюнъэй уже склонился в прощальном поклоне, Такэда добавил с абсолютно невозмутимым, сухим выражением лица:

— И, пожалуйста, в следующий раз, если будешь красть персики, выбирай самые спелые. Тот, что ты прихватил у Фудзиты, был, по словам его садовников, с изрядной кислинкой. Нехорошо так пренебрегать качеством трофеев.

Дзюнъэй замер на мгновение, затем его плечи дёрнулись от беззвучного смеха. Он кивнул, не поднимая головы, и вышел из сада.

Путь назад в Долину Тенистой Реки занял несколько дней. Дзюнъэй снова облачился в робо комусо, но на этот раз это был не инструмент маскировки, а нечто большее — кокон, щит, символ его переходного состояния. Он был уже не тем слепым орудием, что покидал Долину, но ещё не знал, примут ли его обратно как своего. Под маской его лицо было спокойным. Он нёс в себе тяжесть принятого решения и лёгкость обретённой цели.

* * *

Воздух в пещере Оябуна был густым и неподвижным, словно его не тревожили века. Пламя единственного факела отбрасывало гигантские, пляшущие тени на стены, покрытые древними фресками, изображавшими историю клана — предательства, подвиги и смерти. В центре этого подземного царства, на простом каменном троне, сидел Мудзюн. Он не выглядел старым или немощным; он казался высеченным из того же камня, что и пещера, — вечным, неумолимым и холодным.

Дзюнъэй стоял перед ним без масок и притворства. Его отчёт был лаконичным, как удар клинка. Без оправданий, без эмоций. Он изложил только факты: задание по нейтрализации угрозы Уэсуги выполнено, война предотвращена. Прямой приказ не исполнен. Врагу оказана помощь. Агенты клана были остановлены и обезврежены без летального исхода.

Мудзюн слушал, не двигаясь. Его лицо, испещрённое морщинами, как высохшее русло реки, не выражало ничего. Когда Дзюнъэй замолчал, тишина стала оглушительной. Казалось, сама пещера затаила дыхание.

— Инструмент, — наконец проскрипел голос Мудзюна, звучавший как скрежет камня о камень, — который сам решает, как резать, опасен. Он может повредить руку мастера или испортить материал. — Он медленно перевёл на Дзюнъэя свой тяжёлый, всевидящий взгляд. — Но инструмент, который выполнил работу, пусть и кривым, неудобным резцом… всё ещё инструмент. Выбросить его — расточительство. Сломать — глупость.

Он сделал паузу, давая своим словам просочиться в сознание, как вода сквозь трещины в скале.

— Три месяца. Пещера «Молчаливого плача». Может быть, её воды омоют тебя от лишних идей. Или ты сам омоешь их своими мыслями. Узнаем.

Стражи, стоявшие у входа, шагнули вперёд. Их лица были непроницаемы.

Дзюнъэй не реагировал. Он уже смирился со своей участью. Но когда он проходил мимо трона, его взгляд на мгновение встретился со взглядом Мудзюна. И он увидел там не гнев. Не разочарование. Он увидел скрытую тревогу и жадный, почти хищный интерес. Старый вожак смотрел на него не как на предателя, а как на редкий, дикий и непокорный клинок, который не сломался в первом же бою. Он создал идеальное орудие, и оно начало мыслить. Эта мысль одновременно пугала его и манила, как самая опасная и соблазнительная из загадок.

Когда стражи повели Дзюнъэя прочь, один из них, угрюмый детина с носом, не раз бывавшим сломанным, не выдержал и пробормотал своему напарнику:

— Опять эти интеллектуалы с их кризисами совести… Эх, лучше бы просто кого-нибудь прирезал, как все нормальные люди. Сидел бы теперь в тёплой комнате, на диете из тушёнки и сакэ, а не на хлебе и воде в этой ледяной дыре.

Второй стражник, более умудрённый, лишь тяжело вздохнул:

— Заткнись, Рюдзи. А то Оябун и нас туда же за мысли отправит. Мне моя жена спасибо не скажет.

* * *

Три месяца пролетели в однообразии сырости, холода и постоянного рокота подземного ручья. Дзюнъэй выходил из пещеры «Молчаливого плача» измождённым, бледным, с впалыми щеками. Но его глаза… его глаза были спокойны и ясны. Он не был сломлен. Он прошёл через тьму и нашёл в ней не безумие, а тишину и уверенность.

В первый же день после освобождения он пришёл на берег подземной реки, что протекала через сердце Долины. Он сел на свой привычный камень и смотрел на воду, несущую свои тёмные воды в неизвестность.

Он видел своё отражение на поверхности — бледное, искажённое рябью. Раньше он видел бы там лишь тень, пустое место, слепое отражение мира. Теперь он видел нечто иное. Он видел силу. Не грубую силу разрушения, а тихую, непреодолимую силу воды, которая точит камень, огибает препятствия и меняет течение целых рек, не вступая в прямое противостояние.

Он не отвергал путь ниндзя. Он переосмыслил его. Он нашёл его истинную суть — не в слепом послушании, а в гибком, умном и ответственном применении силы.

Его рука непроизвольно сжала гладкий, прохладный камень для го, подаренный Такэдой.

«Я — тень, — подумал он, и мысль эта была не печальной, а полной странного, нового спокойствия. — Но тень не существует сама по себе. Она принадлежит свету, а не тьме. И теперь… теперь я сам выбираю источник своего света».

Над рекой пролетела летучая мышь, и её тень на мгновение слилась с его отражением в воде, став одним целым — тёмным, быстрым и свободным.

Примечания

1

Настоящий ниндзя знает не только, как

Перейти на страницу: