Только не надо думать, что это был банальный шантаж! Во-первых, не банальный. А во-вторых — за свои ошибки нужно платить. У него денег в достатке, а у меня всего лишь сотня на месяц от папеньки. Да, больше, чем у среднестатистического стажера уголовного розыска, ну так у меня и потребности больше! За одно только лечение поврежденных реципиентом энергетических каналов нужно отвалить полтора миллиона!
Несмотря на всю свою продвинутость, скорость обработки данных и бэкдоры к базам данных, к которым она подключилась втихаря, Касуми так и не смогла запинговать телефон Фрица. Точнее, смогла, но сразу в шести местах. Четыре из которых даже не в стране находились.
«Он, похоже, использует виртуализированный канал с наложенным зеркалом. Или крутит старые IP-эхо в симуляции сети…» — выдала Касуми. Из чего я понял только то, что Фриц умело шифруется.
Сообщала это виртуальная девушка текстом, в том же нашем чате. Но я почти чувствовал, как из букв сочится чувство вины.
«Все в порядке, — утешил я ее, посмеиваясь над собой — придумал тоже, сочувствовать машине! — Никто и не говорил, что все наши противники окажутся беспечными».
Фриц действительно заботился о своей безопасности. По крайней мере, в сфере компьютерных технологий. Но люди — рабы своих привычек. Поэтому я сделал ставку на личную встречу и рванул в указанный Чашниковым район человейников на окраине Владимира, где находился тот самый бар, в котором посредник по темным делишкам любил вкушать пиво с колбасками.
Добрался без пробок — в начале десятого горожане машин было не так много, как час назад. И даже припарковался без проблем на стоянке, но не у искомого бара, а через дом. Нечего пугать — вдруг он мою машину знает. Вошел внутрь, стараясь выглядеть человеком, который просто решил вечерком пропустить пару пива. И сразу же направился к стойке.
— Светлого нефильтрованного и каких-нибудь орешков, — сообщил бармену, здоровенному толстяку, в чью футболку парочка таких, как я влезут без всякого труда.
Тот коротко кивнул, приступая к выполнению заказа, а я сев за стойкой вполоборота к залу, начал осматриваться.
Местечко и правда было под байкерами — только их в этом мире называли шатунами. История же здесь по другому пути пошла. Не было покорения Северной Америки, не возник Дикий Запад, ну и как следствие США во времена Великой Депрессии не строило сотни километров дорог во все стороны, чтобы спасти экономику и как-то вовлечь в нее разорившихся фермеров.
Однако сам феномен «странников дорог» все равно появился. Только не из рокеров-бунтарей, которые плевать хотели на законы, торговали наркотиками и оружием, и создавали проблемы в тех местах, куда заезжали. А из кочевников индейцев. Всех этих охотников, гонцов, разведчиков и, как ни странно, шаманов.
Реципиент в свое время (в подростковом периоде) млел от романтики шатунов, так что я, так уж вышло, в предмете разбирался. Вот что бы другое полезное он так хорошо запомнил!
Короче, с появлением техники, американские кочевники стали пересаживаться с живых коней на железных. А к середине прошлого века сформировали целую субкультуру со своими правилами, обычаями и традициями. Потом появились клубы — наахи в оригинальном варианте. И философия странников дорог стала расползаться по миру.
Почти в неотличимом от моего родного варианте. В смысле, кожаные куртки, длинные патлы вместо бород, байки, оружие, наркотики и проблемы с обществом. До Российской империи, как обычно, мода докатилась почти последней — самому старому «нааху» в столице было всего тридцать лет. Ну и называть их у нас стали не текпами — не прижилось словечко. А вполне сермяжным именем шатуны. Кем они, по сути, и являлись.
А, еще момент. Из-за того, что в родной среде индейцы-байкеры были плотно завязаны на шаманизм, то и наших эта судьба не миновала. Клубы-наахи назывались по именам тотемных зверей, да и иерархия внутри была, как у какой-нибудь волчьей стаи. Загонщики, там, преследователи и прочая ерундень.
Клуб, который владел баром (или просто крышевал его) своим тотемом считал кабана-секача. Его изображение тут было буквально везде. На флагах, которые висели на стенах, на подставках под пиво и, разумеется, на спинах здоровяков в кожаных куртках. Они же составляли большинство посетителей бара.
К чему так подробно об этом рассказываю? Что бы было понятно — задавать в таком месте прямые вопросы, это очень быстрый путь в городскую травматологию.
Описание Фрица у меня имелось, так что я питал робкую надежду на то, что в процессе посиделок просто замечу его. А потом, быть может, прослежу до места, где у нас с ним состоится приватный разговор. Пока, однако, никого подходящего под описание на глаза не попадалось. Одни только толстяки и здоровяки — реально же кабаны! — дующие пиво, как воду.
Парочка таких подошла ко мне ровно в тот момент, когда бармен со стуком поставил на стойку запотевший бокал и миску с соленым арахисом.
— Здесь не любят чужаков, — сообщил мне один, его я за неохватную талию сразу обозначил Толстым.
— Проваливай, — закончил мысль его товарищ. Плечи которого в размахе не уступали талии первого. Естественно я пометил его, как Здоровый.
— Пиво допью и пойду, — миролюбиво сообщил я этим экспонатам. И добавил доверительно. — Очень холодненького захотелось после тяжелого дня!
Ответить для себя на вопрос, что значит этот визит — банальная недружелюбность закрытого сообщества или меня тут ждали — я не успел. Кулак Толстого почти без замаха врезался мне в живот. Хорошо пива не успел хлебнуть, а то бы все вылетело.
Удар был неплохо поставлен и не успей я поставить щит, выбил бы из меня не только дыхание, но и кишки. Но я дисциплинированно сыграл поверженного дохляка, сразу сполз со стула, изображая, что судорожно пытаюсь восстановить дыхание. Кабаны с глумливыми улыбочками наблюдали за этим, но дальше бить не пытались. Видимо, решили, что хлыщу в костюмчике и одного раза хватит.
«Чашников — ты реально крохобор! — мелькнула в голове мысль. — И идиот!»
В том, что именно он позвонил Фрицу, а тот послал ко мне вышибал, сомнений уже не было.
Глава 27
Интерлюдия — Фриц (Егор Мюллеров)
«Чертов Чашников!» — Егор с силой захлопнул дверь подсобки, чувствуя, как потные пальцы соскальзывают с липкой ручки. «Надо было рвать с ним